Страшные цифры репрессий и смысл сталинских чисток

Сталинисты в прямом смысле пытались стереть людей из истории. Дэвид Кинг «Пропавшие комиссары» (pdf, 27 Мб)

Традиция нашей организации уходит корнями к борьбе Льва Троцкого и Левой оппозиции против бюрократизации рабочего государства и сталинизма в СССР. Нас трудно заподозрить в симпатиях к сталинским репрессиям. За распространение листовки с идеями Левой оппозиции в период чисток расстреливали. Но как последовательные социалисты мы выступаем против искажения истории или манипуляции со статистикой по репрессированным, что сегодня, к сожалению, широко распространено в современных СМИ.

Виктор Земсков, один из наиболее добросовестных исследователей темы политических репрессий в СССР, однажды метко заметил:

Виктор
Земсков

Я не верю в существование так называемой „чистой науки“, и ученые (особенно те, кто занимался проблемой репрессий в СССР), находясь в определенных общественных условиях, не могут не выполнять социальный заказ, требующийся в данный момент обществу (хотя сами исследователи, возможно, не всегда ясно это осознают)... В период „холодной войны“ в западной историографии, занимающейся изучением репрессивной политики в СССР, сложилась целая система шаблонов, штампов и стереотипов, выходить за рамки которых считалось неприличным. Если, к примеру, общее число жертв репрессий в СССР было принято определять величинами от 40 млн и выше, численность заключенных ГУЛАГа в конце 30-х годов — от 8 млн и выше, количество репрессированных в 1937–1938  годах. — от 7 млн и выше и т.д., то называть меньшие цифры было фактически равносильно совершению неприличного поступка.

Традиция жонглирования инфернальными числами продолжается и по сей день. Достаточно взглянуть на публикации либеральных СМИ, посвященные 80-летию начала Большого террора. Например, вот материал «Медузы» «Стыдные вопросы про 1937 год».

Разберем для примера утверждение историка Бондаренко, на которого ссылается издание:

Сергей
Бондаренко

За активный период Большого террора — с августа 1937-го по ноябрь 1938 года (когда был снят Ежов) — по политическим обвинениям были арестованы более 1 миллиона 700 тысяч человек. Из них более 700 тысяч были расстреляны. И это нижняя статистическая планка — в тот же период люди по-прежнему высылались и депортировались „в административном порядке“ (не менее 200 тысяч человек), сотни тысяч были осуждены как „социально-вредные элементы“. Множество формально уголовных статей того времени (например, наказания за опоздание или „прогул“ работы) также могут трактоваться как политические по своей направленности. Все это позволяет добавить к статистике довоенного террора еще как минимум несколько сотен тысяч жертв.

При этом документально подтвержденные цифры репрессий даже не за «активный период Большого террора», а за оба года (1937-1938) существенно отличаются от этих данных в меньшую сторону:

Это страшные цифры. Но совершенно незачем их еще увеличивать. Расстреляно было не «более 700 тысяч», а менее 700 тысяч человек. Речь идёт о разнице в десятки тысяч человек.

Точно также отличаются и данные о количестве всех арестованных за 1937-38 годы: 1,575 млн человек, из них «за контрреволюционные преступления» — 1,372 млн, а количество осужденных по этим статьям за два года составило 1,345 млн. При этом Земсков, как действительно серьезный и добросовестный ученый, делает существенную оговорку:

Виктор
Земсков

Следует иметь в виду, что понятия „арестованные“ и „осужденные“ не являются тождественными. В общую численность осужденных не входят те арестованные, которые в ходе предварительного следствия, т. е. осуждения, умерли, бежали или были освобождены. Сюда же не входят арестованные, которые тем или иным судебным или внесудебным органом признавались невиновными (имеется в виду, что дело дошло до осуждения, но приговор был оправдательным).

Приведенные выше числа говорят о том что, разница между числом арестованных и осужденных — то есть то самое суммарное количество умерших под следствием, бежавших и оправданных, составляет около 27 тысяч человек.

Из этого однозначно следует, что никаких 1,7 млн арестованных по политическим мотивам не было и быть не могло, поскольку по всем мотивам — и политическим, и уголовным — за два года (а не за «активный период Большого террора») было арестовано чуть более полутора миллионов человек.

Так же как и не было никаких дополнительно «депортированных в административном порядке» «более 200 тысяч человек», поскольку к ссылке и высылке, что в судебном, что в административном порядке было осуждено за 1937-38 годы 18,2 тысяч человек. И это число вполне соотносится с данными о деятельности внесудебного Особого совещания НКВД, согласно которым за весь период его существования с 1934 по 1953 год к ссылке и высылке было осуждено 67,5 тыс. человек. А всего с 1921 по 1953 год всеми судебными и квазисудебными органами — судами, «тройками», ОСО и так далее было осуждено к ссылке и высылке 765,1 тысяч человек.

Разумеется, административно депортированные — переселенные народы и так называемая «кулацкая ссылка» (по терминологии того времени — «спецпоселенцы» и «спецпереселенцы») существовали, и в количестве гораздо большем, чем 200 тысяч человек. По состоянию на январь 1937 года их насчитывалось 916 тысяч, на январь 1938 — 877 тысяч. И это, конечно, тоже жертвы сталинской бюрократии, но только часть из них имеют отношение к Большому террору, а рабочие, осужденные за прогулы и опоздания на работу — и вовсе не имеют никакого, поскольку уголовная ответственность за эти проступки была введена только в июне 1940 года — без малого два года спустя после окончания Большого террора. При этом осужденные по этим статьям в подавляющем большинстве случаев не попадали в ГУЛАГ, а наказывались исправительными работами по месту работы с удержанием части заработка — до 25%. И это не говоря уже о том, что сотни тысяч осужденных как «социально-вредные элементы» уже посчитаны в составе 1,3 млн осужденных и совершенно незачем считать их дважды.

При этом, по данным переписей 1937 и 1939 годов общее количество заключенных во всех учреждениях ГУЛАГа (тюрьмах, лагерях и спецпоселениях) составляло соответственно 1,8 и 2,6 млн человек, из которых за «контрреволюционные преступления» было осуждено 12,8 и 18,6%. Смертность же в лагерях, включая и расстрелянных, не превышала 5%, а в основном колебалась на уровне 3-5%. Что и говорить, это огромные числа, но в общей массе населения их доля составляла около 1%. Для сравнения, в 2000-м году в учреждениях российского УФСИН без всякого Большого террора содержалось 1,9 млн человек (на сегодня — 600 тысяч), а в США — образце демократии для нынешних либералов — число заключенных и того больше: около 2 млн человек.

Поэтому метод, использованный «Медузой» и ее экспертом, нельзя назвать иначе, как «манипуляция статистикой». Знаменитая фраза «полстраны сидело, полстраны охраняло», представляет собой не более, чем миф. Сталинский режим был достаточно реакционным, подлым и кровавым и без того, чтобы приписывать ему лишние жертвы.

Смысл Большого террора

Конечно, сегодня, когда обработаны статистические данные и опубликованы серьезные научные исследования, оперировать фантастическими данными о количестве репрессированных, взятыми у Солженицына или Антонова-Овсеенко-младшего, может лишь совсем уж наивный человек. Но социальный заказ, система шаблонов, штампов и стереотипов в правых и «демократических» СМИ продолжает существовать.

В ход идет старый добрый метод, который историк и социолог Вадим Роговин еще в 90-е годы называл «Сталин — продолжатель дела Ленина со знаком минус». Пытаясь представить себя единственной силой, оппозиционной нынешнему режиму, да к тому же единственной демократической силой, либералы, пользуясь случаем, не упускают возможности лишний раз пнуть ненавистный им «коммунистический» режим и заявить, что сталинский режим с неизбежностью вытекал из самого факта Октябрьской революции. При этом как правило, старательно сваливаются в одну кучу Красный террор, жертвы голода 1932-33 годов и сталинские чистки.

На последний аргумент также еще в 90-е годы отвечал все тот же Виктор Земсков, весьма критично, кстати, настроенный по отношению к Советской власти:

Виктор
Земсков

Мы не можем согласиться и с включением в число жертв репрессий суммарных людских потерь во время гражданской войны. Нет оснований утверждать, что Советское правительство специально развязало гражданскую войну именно с целью истребления собственного народа. Напротив, факты говорят о том, что политические силы, пришедшие к власти в октябре 1917 года, старались избежать любой войны — как с Германией или странами Антанты, так и внутри страны. Крупномасштабная гражданская война началась через 2–3 месяца после заключения Брестского мира с серии белогвардейских мятежей.

Красный террор конца 1918 года, в отличие от сталинских чисток, был страшной и отчаянной мерой советского правительства, предпринятой в обстановке Гражданской войны, когда Советская власть чудом и героическими усилиями наиболее сознательных крестьян и рабочих держалась в нескольких центральных российских губерниях, фронты проходили по Дону и Волге, а значительная часть страны была оккупирована войсками как минимум восьми иностранных держав, на содержании у которых находились многочисленные армии белых генералов и адмиралов. Про белый террор которых либеральные историки предпочитают умалчивать, изображая кровавых диктаторов Колчака и Деникина едва ли не образцами демократии.

При этом уже в 1921 году — в обстановке продолжавшихся на излете Гражданской войны, крестьянских выступлений и мятежей — число осужденных за контрреволюционные преступления составило 35 тысяч человек, из которых 9,7 тысяч — к высшей мере. В следующем году это число падает до 6 и 1,9 тысяч соответственно. При этом до 1927 года число осужденных не превышает 20 тысяч, а число приговоренных к высшей мере — 2,5 тысяч, причем в их состав включаются и наиболее опасные уголовные преступники.

Конечно, под каток сталинских репрессий попадали самые разные люди и разные слои населения. Но в целом сталинский террор проводился по принципу «один удар направо, два удара налево». Как бы ни пытались представить дело либералы, Большой террор логически вырос из политических процессов конца двадцатых — середины тридцатых годов, отмеченных яростной борьбой сталинской клики с оппозициями прежде всего в самой большевистской партии.

Глубинную подоплеку террора составляли катастрофические последствия коллективизации и громадные хозяйственные диспропорции, созданные ускоренной индустриализацией, которая проводилась за счет жесточайшего нажима на рабочий класс. Но это как раз те слои населения, интересы которых никогда не выражала либеральная интеллигенция. Политические процессы против старых специалистов имели место в конце двадцатых — начале тридцатых годов, когда сталинский режим пытался свалить на них провальные результаты начального этапа индустриализации — «шахтинское дело», «процесс Промпартии», Трудовой крестьянской партии, Союзного бюро меньшевиков и т.д. Но все эти процессы далеко не имели размаха Большого террора, хотя и позволили ГПУ-НКВД отточить методы фальсификации процессов и выбивания нужных показаний.

Говоря, что

Сергей
Бондаренко

Из 1,7 миллиона политически репрессированных лишь около 100 тысяч так или иначе имели отношение к большевистской партии — это были или комсомольцы, или рядовые партийцы, или (их было немного) партийные начальники.

эксперт «Медузы» очень сильно лукавит. Про число 1,7 млн уже говорилось выше. Но и со 100 тысячами «имевших отношение к большевистской партии» все обстоит не так просто. Само число, скорее всего, взято из справки ЦК КПСС 1991 года, в которой указано количество репрессированных в 1937-38 годах коммунистов: 116 885. Однако, тот же Вадим Роговин ставил эти данные под сомнение:

Вадим
Роговин

Во-первых, значительная часть репрессированных в те годы была исключена из партии перед арестом... Во-вторых, среди репрессированных были сотни тысяч людей, исключенных из партии во время предыдущих партийных чисток. На февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года Сталин сообщил, что в стране насчитывается 1,5 млн исключенных из партии с 1922 года. При этом в некоторых регионах и на многих предприятиях число исключенных превышало число членов партии.

В-третьих, добавим от себя, в справке ЦК говорилось именно о членах партии, комсомольцев же либеральный историк запихнул в это число опять-таки манипуляции ради.

Сталинская клика отлично понимала, что главная опасность ей грозит не справа, а слева — со стороны возмущенных его политикой бывших и действующих членов партии. Именно они в основном оказывались на скамье подсудимых в 34-38 годах, а уже от них тянулись ниточки все дальше и дальше в толщу трудящихся. В период чисток хотя и пострадали, но все же пережили их необходимые режиму или безвредные для него интеллигенты или ученые. В 1937 году был реабилитирован и восстановлен в Академии наук историк Тарле, а за год до этого — разгромлена научная школа старого марксиста Покровского. Спокойно пережил террор «патриотичный» Сергеев-Ценский, проклинавший «жидовствующих эренбургов», и сгинули Артем Веселый, Пильняк и Бабель. В период террора сделали себе карьеру аппаратчики без политического прошлого, правившие страной после Сталина. Именно они в конечном итоге привели страну к капиталистической реставрации, людские потери от которой — от повышенной смертности, развала медицины, войн, этнических чисток и так далее — без всякого террора переплюнули 1937-й год.

В процентном отношении только одна категория была почти полностью уничтожена в период чисток — те, кого Особые совещания обозначали буквами КРТД: «контрреволюционная троцкистская деятельность», участники партийных оппозиций, в особенности Левой оппозиции. В раздроблении, атомизации, запугивании рабочего класса и ликвидации потенциальных лидеров его сопротивления и расчистке места для привилегированных аппаратчиков, спокойно пользующихся выгодами своего положения за счет трудящихся и состоял социальный смысл чисток.

Говоря словами Троцкого,

Лев
Троцкий

Сталинизм вырос из большевизма не логически, а диалектически: не в порядке революционного утверждения, а в порядке термидорианского отрицания... Нынешняя „чистка“ проводит между большевизмом и сталинизмом не просто кровавую черту, а целую реку крови. Истребление всего старого поколения большевиков, значительной части среднего поколения, участвовавшего в гражданской войне, и той части молодежи, которая серьезнее восприняла большевистские традиции, показывает не только политическую, но прямо-таки физическую несовместимость сталинизма и большевизма. Как же можно не видеть этого?.
Сталинизм и большевизм. Бюллетень оппозиции N 58-59. 28 августа 1937 г.