Железновский Арт

Слишком рыночный человек

Документальный фильм о Борисе Немцове или почему идеи демократии несовместимы со свободным рынком

5 июня 2017   Персоны
Слишком рыночный человек

«Слишком свободный человек» — достойная работа Веры Кричевской, которая обязательна к просмотру всем, кто интересуется современной российской политикой. Взяв личность Бориса Немцова как этакую призму перипетий новейшей истории России, Кричевская бодро вместила в кадр самых разнообразных властных персонажей — от чиновников и политиков до конфликтующих олигархов. Это фильм не о Немцове-человеке, но о Немцове-политике — этим он и хорош. Байопики о политиках нередко страдают именно тем, что их личности преподносится обывательски-драматизированно. Тут этого нет.

Фильм, по сути, показывает политический путь Немцова от его появления в публичном пространстве и до убийства. Начало не просто символично, но и выбрано совершенно верно — Немцов в гуще демократического движения конца 80-х годов. Он не из той номенклатуры, которая выжидала момент для приватизации госсобственности под шумок перестройки. Его политическое происхождение совершенно иное — на вершины власти его вынесло массовое демократическое движение. Это действительное Начало. Возможность давления на власть снизу Немцов будет использовать на протяжении всей карьеры — и в период губернаторства в Нижнем Новгороде, и в отчаянный момент Первой чеченской, когда он привез Ельцину мешки с голосами простых людей против войны, и в период, когда он потерпел фиаско вернуться во власть, условно говоря, легитимными способами. Всякий зигзаг своей политической карьеры Немцов будет сверять с неким внутренним компасом — с настроениями людей, какими они (и настроения, и сами люди) ему видятся.

Талантливо в фильме показаны олигархи — истинные бенефициары изменений в обществе, произошедших в конце 80-х — начале 90-х годов. Они беззастенчиво делят бывшую советскую госсобственность, участвуют в залоговых аукционах, покупают политический истеблишмент, не брезгуя даже поддержкой Зюганова (тот ведь не планирует отобрать их собственность), а когда не могут договориться — бегут к президенту-арбитру. Но президент слаб, популярностью в народе уже не пользуется и вынужден неуклюже лавировать между стихийными народными возмущениями, бюрократией и олигархами. Привлечение в политику Немцова и ряда других реформаторов — просто отчаянная попытка Ельцина остаться на плаву. Когда ресурс доверия обычных людей к Ельцину, его окружению и возглавляемому ими дикому капитализму оказывается исчерпан, олигархическая верхушка меняет президента и выгоняет его молодого ставленника.

Немцов превращается в аутсайдера. Остаются без поддержки все его парламентские начинания. Соратники один за одним отворачиваются и уходят в «профессиональную» оппозиционную политику, где есть только голый расчет и тактика, а программа и стратегия предопределены спонсорами. Все они недоумевают, почему Немцов в конечном итоге оказался не с ними: мол, потерял политическое чутье, не понял новую путинскую Россию и потому превратился в аутсайдера, дошедшего до уличной политики, к которой они в новых реалиях уже испытывают брезгливость. Цикл оказывается завершен, начавшись с уличной политики и ею же завершившись; но можно ли говорить, что Немцов отрефлексировал свои взлеты и падения, ответил себе на вопрос, который не мог не возникнуть: почему политику определяет горстка олигархов? Наверное, в этом и состоит центральный вопрос относительно личности Немцова.

Для нас, левых, марксистов, Немцов-политик представляет собой драматический сплав двух разных по своей сути идей. В конце 80-х годов в России они, с подачи идеологов рыночных реформ, слились в некое формальное единство. Это идеи демократии и свободного рынка. Путаница этих понятий столь крепко засела в мозгах, что и сегодня от многих людей (в основном старшего поколения) можно услышать пренебрежительные и гневные слова о «демократии», хотя по сути своей они ругают либеральный рынок. Верно и обратное — всякие демократические изменения либерально настроенная российская интеллигенция склонна объяснять исключительно установлением рынка как такового, а не борьбой реальных людей — рабочего класса — против оторванной от них бюрократии в последние годы СССР. С позиции этих либералов Путин с его бюрократическо-репрессивной машиной должен казаться Чужим с далекой планеты, логика которого лежит в плоскости не поддающегося осмыслению «совка». Однако околономенклатурные олигархи, те самые идеологи свободного рынка начала 90-х, так не считают. То, что мы называем путинизмом, они готовы были построить уже в 1996 году, собираясь незамедлительно поддержать даже Зюганова в случае его победы на выборах. Часть правящего класса вполне бы устроила уже тогда личность российского Дэна Сяопина — медленные рыночные реформы при полном отсутствии демократии как ставшего ненужным фактора политической жизни. Ведь собственность и реальную власть они уже получили.

Драма Немцова-политика заключалась в том, что став частью политического истеблишмента России в момент, когда «демократия», нужная лишь для распила госсобственности, была им уже похоронена, он не произвел ревизии своих либерально-демократических взглядов. А должен был ее произвести хотя бы потому, что в отличие от остальных российских властных политиков он был из низов. Не из либеральных низов, не из движения условных мелких лавочников, а из демократических — движений трудящихся людей за экологию и социальную справедливость. Потерпев фиаско во власти, Немцов пусть не сразу, но идет в уличную политику (за это можно отдать ему должное). Однако почти целых 10 лет он продолжает попытки выстроить подобие никому не нужной парламентской демократической фракции. Он пытается объяснить правящему классу сверхбогатых собственников сомнительные для них преимущества демократии над бонапартизмом во главе с арбитром-Путиным вместо того, чтобы беспощадно рвать с ними, как с людьми, на деле чуждыми демократии. (Уже после ситуации со Связьинвестом правящий класс для Немцова не должен быть загадкой). Но подобный разрыв был бы возможен только в том случае, если бы Немцов и для себя лично разделил эти два понятия — рынок (стихию капитала и олигархов) и демократию (стихию массовой борьбы трудящихся людей), сделав выбор в пользу одной из них.

Однако даже став одним из лидеров уличной оппозиции, даже обращаясь напрямую к рабочим и пенсионерам, он все равно предлагал им демократию как главную идею рынка — в то время как рабочему классу демократия необходима как спасение от рынка. Немцов так и остался в этом отношении слишком «рыночным», вместо того, чтобы стать слишком «демократичным» и по-настоящему свободным. Он так и остался в плену ошибочного единства двух противоположных по содержанию идей, лавируя между ними, вместо того, чтобы сделать честные выводы об истоках набирающей силу диктатуры как власти в интересах знакомых ему крупных собственников — олигархов. Эти простейшие наблюдения, если продумать их до конца, не оставляют камня на камне от его заблуждений, столь характерных для той эпохи...