Новые 1930-е

«COVID-2019 нанес глобальной экономике более стремительный и серьезный удар... чем даже Великая депрессия». Эти слова экономиста Нуриэля Рубини, произнесенные 24 марта, указывают на возрастающую возможность того, что события в мире примут качественно новый оборот. Подготовиться к этому можно, извлекая уроки из опыта 1930-х.

Это было десятилетие, когда на кону была судьба всей капиталистической системы. Недовольство и воля к борьбе при наличии сильного революционного интернационала и массовых рабочих партий могли обернуться ее историческим концом. Лучшим романом этого десятилетия (в 1940 году удостоен Пулитцеровской премии в номинации «За художественную книгу» — прим. пер.) стала книга Джона Стэйнбека «Гроздья гнева», описывающая лишения рядовой семьи в годы депрессии, скитающейся по Америке в поисках лучших условий жизни.

1920-е — спекуляция и пузыри

Канун Великой депрессии во многом напоминал период перед кризисом 2008–2009: тогда уже складывались некоторые тенденции, принявшие больший размах в следующее десятилетие. В 20-е годы уже был заложен фундамент депрессии, триггером которой стал крах Уолл-стрита в октябре-ноябре 1920 года. Но изучая эти процессы и их сходства важно понимать, что фундаментальная причина кризисов кроется в самом устройстве капиталистической системы.

Ее основное противоречие заключается в стремлении капитала к новым рынкам, в то время как капиталистический правящий класс (бизнесмены, буржуазия — кому как нравится) сам по себе является глубоко националистическим. Он опирается на национальное государство и его вооружение, чтобы соревноваться на мировой арене, а также править рабочими и угнетенными в собственной стране.

В конце XIX века и начале XX одновременно происходили процессы и глобализации, и укрепления национальных государств. Похожим образом стремительная глобализация 90-х и начала нулевых сопровождалась постоянным ростом трат на оборонку, хотя и в более замедленном темпе после краха сталинизма.

Капиталистическая глобализация — это процесс не гармоничный, а, напротив, наращивающий новые, более острые противоречия. Глобализация прошлого века окончилась Первой мировой войной, самым кровавым конфликтом на тот момент. Ее остановили русская и немецкая революции, но острые конфликты между империалистами сохранились. Коминтерн в начале своего существования совершенно верно прогнозировал новую империалистическую войну в том случае, если рабочий класс не возьмет власть в основных крупных державах.

Американский империализм, в отличие от других империалистических сил, вышел из Первой мировой укрепившись экономически, в то время как экономики европейских государств за четыре года «войны на истощение» пришли в полное расстройство. В 1920-е годы 60% глобального потока капитала исходили из США. Ее экономика рассматривалась как эталон, Уолл-стрит стал глобальным финансовым центром, монополии США доминировали над мировой экономикой. Капиталистическая пропаганда обещала каждому домохозяйству по автомобилю. Герберт Гувер одержал уверенную победу на президентских выборах 1928 года, обещая «окончательную победу над бедностью».

В Европе капиталистические классы страшились революций, всколыхнувших в большинстве стран после войны. Послевоенное долговое бремя усугубил резкий экономический спад. Капиталисты требовали мер строгой экономии (сокращения расходов на зарплаты и на любую социальную поддержку), и способом их реализовать были международные соглашения, предшествовавшие формированию Евросоюза. Международная денежно-кредитная конференция в 1922 году в Генуе поддержала такие меры, как возврат к золотому стандарту, фискальную дисциплину и учреждение независимых центральных банков. Вдобавок к этому Британия, а затем и другие страны также вернулись к золотому стандарту, чтобы проводить меры строгой экономии, поскольку девальвации и использование финансовых стимулов стали невозможными, так как финансовые системы всех крупных европейских государств были серьезно ослаблены в результате Первой мировой войны.

Пропаганда говорила, что рынки установят мир. Предполагалось, что неустойчивые финансовые рынки урегулирует Банк международных расчетов, созданный в 1928 году.

Как и за последние десятилетия, в 1920-х резко обострилось неравенство. В то время как прибыли буржуа росли на 16.4% за год, зарплаты рабочих — лишь на 1.4%. Поддерживать потребление удавалось введением таких мер, как рассрочка платежей, что, в свою очередь, увеличивало долги домохозяйств. 200 крупнейших компаний владели 69% богатств и получали 56% всей прибыли.

1929 — пузырь лопнул

Кредиты и внешние займы широко распространились за несколько лет до 1929. Были изобретены новые финансовые инструменты. Впервые были основаны инвестиционные банки. Промышленные предприятия стали финансовыми спекулянтами. Крупные американские банки стали вовлечены в мировые финансовые дела.

Политики и капиталисты были обеспокоены пузырями и спекуляцией, но не решались предпринимать каких-либо мер в страхе спровоцировать кризис. Опять же, похожим образом действовали правительства в наших нулевых. Компании-«пустышки» оправдывали высокую стоимость своих акций, ссылаясь на осведомленность и добрые намерения. Компания GS Trading, принадлежащая Goldman Sachs, с декабря 1928 года к февралю 1929 года более чем удвоила рыночную стоимость своих акций. К лету 1929 года акции в США выросли на 25%.

Насколько крупным был «рынок»? Сегодня буржуазные СМИ говорят о рынке как о некоем естественном явлении, с которым нужно хорошо обращаться. В 1929 году 600 тысяч американцев из 120 миллионов населения владели акциями. Это меньше одного процента, хотя действительно крупных участников торгов, конечно, было и того меньше.

Кризис сперва пришел в Европу, рынки Германии начали падение еще в 1927-м. Германия выплачивала военные долги Первой мировой США, Франции и Британии, которые напрочь отказались снизить свои требования, это стало фактором провоцирующим кризис.

Крах не был одномоментным, это был процесс, начавшийся с Черного четверга 29 октября 1929 года. Федеральный резерв, крупные банки Уолл-cтрит и правительство делали все возможное, использовали всяческие доступные меры. Несколько раз кризис объявляли оконченным — например, президент Гувер 1 мая 1930 года. Но новый крупный коллапс произошел на Уолл-cтрит уже в ноябре 1930 и спровоцировал трехлетнюю спираль падения.

Кризис распространяется

Великая депрессия была цепной реакцией, как в домино. Крах фондового рынка запустил спираль дефляции, которая перекинулась на промышленность, товарный рынок и мировую торговлю.

Импорт в США упал на 20% с сентября к декабрю 1929 года.

Дефляция означала дополнительное долговое бремя для всех, в той или иной степени заморозив выдачу новых займов. Промышленное производство переживало рекордный спад. Форд за полтора года сократил три четверти рабочей силы (с 128 до 37 тысяч человек). Последствия были разрушительными, но сегодня в связи с коронавирусным кризисом скорость, с которой растет безработица — намного выше. ВВП США сократился двукратно с 1929 по 1931 год (с 81 миллиарда до 40 миллиардов). Расходы на зарплату упали с 51 миллиарда в 1929 году до 31 миллиарда в 1931. Инвестиции упали практически до нуля.

Хотя статистика и показывала рост зарплат по отношению к ВВП, социальные последствия были катастрофическими. Были продукты питания, но у людей не было денег, чтобы их купить. Прокатилась волна дефолтов, начавшаяся с Латинской Америки в 1931 году: Боливия, Перу, Чили, Бразилия, Колумбия. В Европе первой объявила дефолт Венгрия, также в 1931 году, за ней последовали Югославия и Греция в 1932 и Австрия с Германией после прихода к власти нацистов в 1933 году. Национальные дефолты были облегчением для национальных правящих классов, поскольку позволяли провести девальвацию и сократить долги, но для рабочих это означало еще более жесткие меры сокращений зарплат, социальных бюджетов и поддержки.

Национализм и протекционизм

При любом масштабном кризисе капиталисты стремительно становится на защиту национальных интересов, тем самым усугубляя кризис. Параллельно с этим партии буржуазной оппозиции, социал-демократия и даже некоторые «левые» партии начинают поддерживать «свои» правительства.

В Великую депрессию национализм и протекционизм усугубили кризис. Также как и сегодня при Трампе, крупнейшие экономики могут дольше сохранять определенную самостоятельность, в то время как остальные зависят от мирового рынка. В 1933 году новый президент США Рузвельт прибыл на международную конференцию в Лондоне и заявил, что каждая страна должна разобраться с собственной экономикой: валютой, долгами и дефицитом. Британское правительство согласилось, заявляя, что их ахиллесовой пятой было внешнее кредитование. Это фактически означало, что, как писал о Великой депрессии историк Чарльз Киндлбергер, «в худшем глобальном кризисе не было виновных».

Ныне печально известный американский закон Хоули-Смута поднял ставки пошлины на 21 000 импортируемых товаров. Национализм и протекционизм распространялись стремительно. «Канада превыше всего» — таким был слоган победной избирательной кампании в этой стране. Британия и Франция ограничили свою внешнюю торговлю рамками своих колоний. Германия сформировала блок с Венгрией и балканскими странами.

Мировая торговля сократилась с 2998 миллионов долларов в январе 1931 года до 944 миллионов долларов двумя годами позднее. Безработица выросла до 24% в США и 30% в Германии.

Рузвельт

Президентству Рузвельта часто ошибочно приписывают разрешение кризиса. На самом деле он предпринял ряд мер, не получивших одобрения капиталистов, чтобы сгладить его последствия. Он резко критиковал спекуляции, долги и пузыри предыдущего периода. Но он никогда не стремился изменить систему, а, напротив, пытался «сохранить систему частной прибыли», как он отвечал своим критикам.

Это многим напоминает сегодняшний день, когда апологеты приватизации, сокращения госсектора и его долгов, умоляют правительства, чтобы их спасли. Крупный бизнес обеими руками поддерживает государственное вмешательство и проекты строительства мостов, дорог и другие меры, когда это приносит ему прибыль.

Интересы частного капитала стали приоритетом для правительства каждой страны. Были приняты меры, подчеркнуто «уверенные и решительные», чтобы поддержать правительство и предотвратить любые низовые действия. Рузвельт в частности был заинтересован в том, чтобы остановить волну забастовок в США в 1934-м.

Как результат «нового курса» Рузвельта число безработных снизилось с 15 до 9 миллионов, но многие созданные рабочие места подразумевали лишь минимальную оплату. Не было никакой социальной поддержки, кроме как для крупного бизнеса.

К середине 1937 года производство в США вернулось к уровню 1929 года. Борьба рабочих привела к повышению зарплат и росту потребления. Но затем настал новый резкий спад, Черный четверг 1937 года. Кризис обернулся резким падением цен на товары. Например, цены на хлопок упали на 35%, на каучук — на 40%, нанося удар по странам, целиком зависящим от экспорта этих товаров.

Кризис 1937–1938 года показал, что «новый курс» не мог разрешить кризис. Основополагающие недостатки системы порождали новые кризисы. По-прежнему только соразмерные США экономики обладали ресурсами, чтобы держаться на плаву. Во многих странах капиталисты отдавали власть военно-полицейским диктатурам и даже фашизму, чтобы предотвратить революцию. Любое улучшение дел в отдельной стране по-прежнему компенсировалось потерями для системы в целом. Ни одна «мировая держава» не могла разрешить кризис, не было никакой кооперации, никакого «кредитора последней инстанции», как объясняли Киндлбергер и другие. Только гонка вооружений и Вторая мировая война перезапустили экономику.

Классовая борьба и революции

20-30-е были периодом революций и контрреволюций, крутых поворотов. Никто не дал более четкого анализа этого периода, с конкретными предложениями стратегии и тактики для рабочего движения и его партий, кроме как Лев Троцкий, еще недавно — лидер Русской революции, высланный из СССР сталинской бюрократией. Используя метод Маркса, Троцкий объяснял, что фундаментальная причина кризиса кроется в неспособности системы развивать производительные силы и противоречии между пределами национального государства и стремлением производительных сил вырваться за них. Таким образом, единственным выходом из кризиса было бы завершение классовой борьбы между капиталистами и большинством, рабочим классом, что означало бы установление в масштабах всего мира совершенно иной системы — социализма.

Несмотря на сталинистское перерождение СССР, память о победе над царизмом и капитализмом была еще свежей. Старые партии буржуазного порядка были дискредитированы кризисом, вместе с банками и другими институтами капитализма. В обществе царили массовая радикализация и взрывной рост классовой борьбы.

В США рабочие, которых кризис изначально застал врасплох, вернулись к решительной борьбе в 1934 году. Полтора миллиона рабочих участвовали в забастовке 1934 года, газета Los Angeles Times описывала забастовку в Сан-Франциско как «коммунистический бунт». Забастовка водителей и подъем в Миннеаполисе, которым руководили троцкисты, были примером для других рабочих. Комитеты против выселений и комитеты безработных создавались по всей стране. Полицейские репрессии против рабочих были повсеместными и жестокими. Сидячие стачки начались в 1936 году, в следующем году прошло 477 сидячих забастовок. Новая федерация профсоюзов промышленных рабочих, АФТ, созданная в 1935 году, достигла взрывного роста численности до 5 миллионов членов в 1936 году.

В мировом масштабе революции и массовая борьба разворачивались во многих странах, на переднем плане были Франция и Испания в 1935–1936 годах. «Руководство» сталинистов и социал-демократов привело к разрушительным поражениям, также как и их неудача в предотвращении прихода Гитлера к власти в 1933 году, несмотря на то, что рабочий класс был организован и даже вооружен. Это подчеркивает серьезность задачи строительства таких рабочих организаций и партий, которые могли бы привести рабочих к победе над капитализмом.

После Великой депрессии и сегодня

Вслед за опытом Великой депрессии — экономического краха, экспериментов с фашизмом и Второй мировой войны, усилением сталинизма в послевоенные годы — капиталисты надели демократические маски. Они были вынуждены пойти на уступки: например, дать бесплатную систему медицины (NHS) британским рабочим, создать государства «всеобщего благосостояния» в некоторых европейских странах, отказаться от колоний (несмотря на удержание их в экономической узде). Ряд институтов перестали играть ключевую роль, например, фондовые рынки, банки и финансовый капитал. В период послевоенного бума капиталисты были готовы заплатить такую цену.

Тем не менее, политическая радикализация 60–70 годов, классовая борьба, колониальные революции, экономический кризис середины 70-х, толкнули капиталистов к неолиберальному повороту и повсеместным атакам на рабочих и социалку. Они казались успешными, особенно с крахом сталинизма и обуржуазиванием старых партий социал-демократии.

Сегодня этот период подошел к концу. Мы увидим комбинацию уступок и наступлений, стимулирования и сокращений социальных бюджетов, от капиталистов, которые с новым витком кризиса метнулись еще больше в сторону национализма, чем в 2018–19 годах. Этот кризис, даже несмотря на то, что во многих странах до сих пор наблюдается низкий уровень борьбы и классового сознания, даст массам понять, что система несовершенна в своей основе. Рабочий класс уже не повержен, но еще не организован.

1930 годы показывают нам, что капитализм стремится выживать любой ценой, пока сознательное движение рабочего класса не нанесет ему окончательный удар. Задача в период нового кризиса — построить такие движения, партии и Интернационал.