Китай: 30 лет бойне на площади Тяньаньмэнь

В этом году исполнилось 30 лет с того дня, когда Народно-освободительная армия Китая (НОАК) по приказу высших руководителей страны устроила в Пекине чудовищное кровопролитие. В Китае в муках рождалось массовое революционное движение. Демонстрации, вспыхнувшие в апреле 1989 года, парализовали Пекин на семь недель и охватили более 300 городов. Было организовано множество «маленьких площадей Тяньаньмэнь» и крупных движений в таких городах, как Чэнду и Сиань; люди также занимали главные площади городов, сотни тысяч присоединялись к демонстрациям.

После разгона демонстрации в Пекине 4 июня, во время которого, судя по всему, было убито около 1000 человек (а, возможно, гораздо больше), людей продолжали убивать, калечить и арестовывать в городах по всему Китаю.

В ночь с 3 на 4 июня танки и бронеколонны НОАК начали с четырех сторон пробиваться через китайскую столицу, встречая героическое массовое сопротивление рабочих и простых пекинцев, особенно молодых.

«Убейте тех, кого нужно убить»

Вторжение в столицу армии численностью в 200 000 военнослужащих (этого было бы достаточно для вторжения в другую страну) было остановлено, и военные были вынуждены разбить лагерь в пригороде. Невероятно, но благодаря массовой мобилизации рабочего класса Пекина и обычных граждан они были вынуждены там оставаться в течение пятнадцати дней и ночей. Высшие руководители полагали, что для того, чтобы припугнуть массы и «восстановить порядок», то есть их зашатавшуюся авторитарную власть, будет достаточно лишь демонстрации военной силы.

Но смекалка и храбрость масс притупили изначальные планы военных. Солдаты не хотели стрелять в людей. В офицерской среде произошел раскол, и не было ясно, ни какие силы внутри режима контролировали ситуацию, ни чего действительно хотели его вожди. Сокрушительная сила НОАК заглохла, что привело к еще большему кризису в режиме — вот основная причина, почему насилие проводилось с такой жестокостью, когда оно в конце концов началось.

Более миллиона человек в Пекине приняли участие в 15-дневной «человеческой стене», как назвал ее Чен Бо в книге «Семь недель, которые потрясли мир» — они перекрывали дороги и общались с бойцами НОАК. При всем уважении к студентам, это было нечто большее, чем просто «студенческое движение». Развернулась революционная борьба, которая затронула все слои общества. Американские дипломаты в Пекине жаловались на то, что им приходилось отправлять машины, чтобы забирать своих китайских коллег из дипломатического комплекса Коммунистической Партии Китая (КПК), потому что китайские чиновники заявили, что их собственные водители принимают участие в уличных демонстрациях.

«Убейте тех, кого нужно убить, посадите тех, кого нужно посадить», — произнес полковник Ван Чжэнь, преданный руководству Дэн Сяопина, главного архитектора жестокого подавления демонстрации. Известна фраза Дэн Сяопина о том, что он готов отдать приказ убить 20 000 человек, если это будет гарантировать Китаю двадцать лет стабильности.

Эти кровавые события сформировали сегодняшний Китай, вторую по величине капиталистическую экономику в мире, но номинально возглавляемую режимом «Коммунистической» партии Китая, которая отказывается идти даже на самые маленькие демократические реформы и вместо этого усиливает репрессии со стороны государства и политический контроль до беспрецедентного уровня, особенно за последние пять лет.

Некоторые видят в этих репрессиях зло маоистского варианта «коммунизма», хотя на самом деле, в случае с Китаем, чем больше в нем капитализма, тем больше репрессий. Как 20-летний марксистский активист, участвовавший в борьбе против репрессий по отношению к левым студентам и активистам в 2019 году, сказал в интервью Washington Post (25 мая 2019 года): «Стоит вам изучить марксизм, вы узнаете, что настоящий социализм и так называемый китайский социализм (или социализм с китайской спецификой) — это две разные вещи. Они продают фашизм под биркой социализма, как уличный торговец выдает собачье мясо за баранину».

Основная роль огромного полицейского государства КПК, у которого есть 10 миллионов интернет-шпионов, а бюджет служб безопасности сравним с ВВП Египта (1,24 триллиона юаней или 193 миллиардов долларов США в 2017 году), состоит в том, чтобы предотвратить организацию рабочего класса.

«В последние 40 лет в Китае мы верили в рынок как в панацею, — говорит борец за права трудящихся Хань Дунфан. — Ирония в том, что люди размахивают коммунистическим флагом, но на самом деле партия больше всех верит в капитализм, в рынок и в закон джунглей в мире» (Financial Times, 24 мая 2019 года).

Независимые профсоюзы

После бойни 4 июня Ханя Дунфана посадили в тюрьму за то, что он начал организовывать независимые профсоюзы, которые возникли во время массовой борьбы в 1989 году и стали основной мишенью репрессий со стороны режима после нее. Параллельно с тем, что режим КПК пытался скрыть роль рабочих, только что созданных независимых профсоюзов и повсеместных забастовок, которые прошли в последние дни движения 1989 года, он направил свои самые страшные репрессии именно против рабочего класса. Участок площади Тяньаньмэнь, где располагались штаб-квартиры независимых рабочих профсоюзов, был также и участком, где 4 июня движение подавляли самым кровавым образом.

Даже горстка самых активных студентов, попавших в 1989 году в список «самых опасных преступников» Пекина, отбыли в тюрьме не более двух-трех лет. Это, конечно, само по себе ужасно. Однако подсчитано, что из 20 000 арестованных в месяцы после разгона 15 000 были рабочими, которых в основном обвиняли в организации забастовок («саботаж») и подпольных рабочих профсоюзов («сговор с иностранными силами»). Ни один студент не был расстрелян, но эта участь постигла десятки рабочих, а других из них приговорили к пожизненному заключению либо ко многим годам каторжных работ.

Большинство из освещавших движение 1989 года описывают его как «студенческое движение», но это только часть общей картины. Студенты, устроившие шествие по площади Тяньаньмэнь и позже оккупировавшие ее, разожгли борьбу. Они показали множество примеров героизма и смелости, но они больше строили иллюзии в отношении «реформаторского» крыла КПК, сформировавшегося вокруг генерального секретаря Чжао Цзыяна, который выступал за постепенную и контролируемую демократическую открытость Китая — в отличие от придерживающихся более жесткой линии руководителей, желавших укрепить авторитарный режим и считавших, что реформы Чжао по «буржуазной либерализации» зашли слишком далеко. К последним отнесли частичное ослабление Чжао контроля над средствами массовой информации и упразднение «партийных ячеек» (на самом деле это были группы, отслеживавшие и контролировавшие лояльность режиму) в государственных учреждениях.

То, что в большинстве случаев опускают при освещении событий на площади Тяньаньмэнь — это ключевая роль рабочего класса в Китае. Студенческие протесты уже достигли своего пика и исчерпали себя, многие активисты были истощены массовыми голодовками, которые начались в мае. Изначальных лидеров студентов, вышедших из наиболее элитных пекинских школ и тесно связанных с частью партийной бюрократии, заменили новые слои, часто из других городов и более рабочего происхождения. Как только рабочие, в частности, рабочая молодежь Пекина, начали играть более заметную роль в массовом движении, удельный вес студентов в нем уменьшился. Этот сдвиг произошел наиболее резко, когда 20 мая, после объявления военного положения, армия вошла в Пекин.

То, что началось как студенческое протестное движение, направленное на поддержку «реформаторского» крыла КПК и сопротивление более авторитарным сторонникам жесткого курса среди ее «старой гвардии», переросло в борьбу прежде всего рабочего класса с более решительной, но не до конца ясной идеей разгромить режим КПК в целом, без особой привязанности к Чжао и его реформаторским союзникам.

К сожалению, не было ни четкой идеи, ни стратегии, ни разработанной программы требований и шагов, которые необходимо было бы предпринять для развития этого движения. В то время как лидеры студентов, начавшие борьбу, отказались идти «слишком далеко» и первоначально не хотели допускать рабочих к массовым демонстрациям (боясь того, что те «спровоцируют» правительство), у свежих и более пролетарских слоев, заполнивших движение, не было таких опасений.

Они увидели, что движение быстро превращается в борьбу не на жизнь, а на смерть, в которой режим не готов идти на уступки. Но чего ему не хватало, так это четкой программы и политической организации — революционной социалистической партии, которая смогла бы выразить потребности ситуации и своевременно переориентировать массовое движение.

Борьба за власть на уровне элит

Чжао был окончательно разбит в борьбе за власть, которая зашла в тупик во время кризиса в мае 1989 года, когда власти не знали, идти ли на уступки или использовать армию для подавления массовых протестов. Это была жестокая борьба за власть (Чжао провел 15 лет под домашним арестом, который длился до дня его смерти), что также объясняет, почему в ночь с 3 на 4 июня Дэн Сяопин и его пособники развязали столь беспричинное и чрезмерное насилие.

«В мае 1989 года было время, когда правительство Китая в качестве реального контролирующего органа было свергнуто», — написал А. М. Розенталь в New York Times от 23 мая 1989 года. Он точно описал события. Этот же автор тридцать лет назад сделал еще одно очень важное замечание: «Поскольку нет никакой власти, которая могла бы вмешаться в процесс, китайское правительство, вероятно, сможет собрать воедино то, что осталось от его влияния, и собрать силы, чтобы снова начать управлять страной».

В 1989 году в Китае шел смертный бой между революцией (массовым движением) и контрреволюцией (прокапиталистическим режимом Дэн Сяопина). Поскольку первая не смогла продемонстрировать альтернативную форму правления, призвать массовое движение пойти дальше и построить органы народной власти, такие как демократические комитеты, связанные по всей стране, и помочь рабочим, организовывашим независимые профсоюзы, возглавить создание демократического правительства рабочих и бедняков, инициатива массовой борьбы была потеряна.

Режим Дэн Сяопина смог встать на ноги и нанести сильный удар. Этим он хотел убить нескольких зайцев одним выстрелом. Его главной мишенью были рабочие организации — тем, с какой свирепостью он расчищал улицы от протестующих, он посылал сигнал, который раздавался по всей стране на протяжении многих лет. Другой мишенью кровавой расправы были политические реформаторы вокруг Чжао, которые играли тем, что пытались поддерживать или идти на уступки протестующим студентам. Посыл репрессий был в том, что, хотя все крылья КПК согласились с необходимостью более капиталистических мер, «политическая реформа» и «демократия» в западном стиле не обсуждались.

Это не привело, как утверждают некоторые комментаторы, к повторной консолидации некапиталистического сталинистского режима — социальной системы, которая уже начала разрушаться после значительных капиталистических реформ предыдущего десятилетия. Диалектика ситуации заключалась в том, что бойня 4 июня, проведенная якобы для защиты «социализма», стала решающим моментом, побудившим китайский режим завершить переход к капитализму с китайской спецификой. 1989 год стал годом поражения политической революции, хотя она и не полностью сформулировала свои цели.

Варварская реставрация капитализма

Китай под руководством Дэн Сяопина продолжит путь к капитализму, особенно после его исторического тура по южным регионам в 1992 году, но это будет происходить под контролем авторитарного государства с КПК во главе, чтобы гарантировать, что партийная элита и особенно «князьки» (знать КПК) смогут отхватить самые сочные части капиталистической экономики, сохраняя при этом железный политический контроль, чтобы сдерживать рабочий класс и свести на нет любое сопротивление варварской реставрации капитализма. В результате приватизации государственных предприятий, которая достигла апогея в конце 1990-х годов, около 60 миллионов людей потеряли работу. Постоянную работу заменили временными и прекаритетными подработками, а также заемным трудом. В госсекторе Китая на условиях низких зарплат и плохих социальных льгот сегодня трудятся 60 млн человек, что превышает его постоянную рабочую силу.

В результате реформы «большого скачка» в 1998 году, которая подражала политике Маргарет Тэтчер, проводившейся в Англии в меньших масштабах, было приватизировано жилищное хозяйство. Сегодня 95% рынка жилья в Китае принадлежит частным владельцам, а у сектора социального жилья в нем ничтожная доля. Сравните это с 51% частной собственности на жилье в Германии и 65% в США. Цены на недвижимость легли тяжким бременем на рабочий класс и китайцев из среднего класса. Соотношение средних цен на жилье в Пекине и средних доходов его жителей является одним из самых высоких в мире, наряду с Шанхаем и несколькими другими китайскими городами (оно в два раза выше, чем в Токио и почти в четыре раза выше, чем в Лондоне).

Некоторые наблюдатели ошибочно принимают высокую степень государственной собственности на производство в Китае за признак того, что это не «настоящий» капитализм или что все еще существует некоторая смесь различных общественных систем. Государственные секторы экономики, составляющие около 30% от ВВП, но включающие такие ключевые сектора, как банковское дело, энергетика, телекоммуникации, и в значительной степени присутствующие в промышленности, использовались в 1990-х годах для создания капиталистического класса, чтобы гарантировать родственникам и друзьям чиновников из КПК лучшие места в зале.

Именно это, как и предсказывал Лев Троцкий, когда анализировал сталинизм в своей книге «Преданная революция» (1936), и случилось, когда в 1989 году в Китае политическая революция рабочих, направленная на установление демократического контроля над государственной экономикой, потерпела неудачу.

Авторитарный капитализм Китая коренится в его страхе перед массовыми беспорядками и незащищенности капиталистической элиты, которая, как правило, скрывает свое богатство от общества с помощью государственной пропаганды и беспрецедентного контроля СМИ. Его модель капитализма — это не «демократия» и «свободный рынок» в американском стиле, а скорее восточноазиатский авторитарный капитализм, примерами которого могут служить Тайвань Чана Кайши, Сингапур Ли Куан Ю и Южная Корея Пак Чон Хи. Это были «в полной мере» капиталистические режимы с экономикой, в значительной степени контролируемой государством, или государственно-капиталистической экономикой.

Недавние утечки из средств массовой информации свидетельствуют о том, что семья председателя КНР Си Цзиньпина, одного из самых высокопоставленных «князьков» КПК, накопила 1 триллион долларов в виде зарубежных активов. Большая часть правящего в Китае политбюро так же умопомрачительно богата. А Америку Китай давно опередил по количеству долларовых миллиардеров: в прошлом году их было 819 против 571 в США.

Акция со свечами в Гонконге

В этом году в связи с 30-летней годовщиной событий можно было видеть, как рекордное число людей собираются в Гонконге — единственном управляемом КПК городе, где допускаются демонстрации и акции, посвященные бойне 4 июня. Акции со свечами в 2019 году придавалось еще больше значения в связи с борьбой против нового закона об экстрадиции в Китай, который протащило в законодательство марионеточное правительство Гонконга. Этот закон позволит высылать диссидентов и политических активистов Гонконга в Китай для «разбирательства» в рамках авторитарной судебной системы, известной своими признаниями, полученными под принуждением и иногда показываемыми по телевидению, пытками и полным отрицанием элементарных прав.

В других регионах репрессии КПК продолжают побивать рекорды. В районе Синьцзян, где большинство населения мусульмане, все население подвергается террору, а более миллиона человек заключены в концентрационные лагеря, называемые «центрами профессиональной подготовки». Весь регион, по размеру с пол-Индии, стал гигантским испытательным полигоном для цифрового полицейского государства с передовыми технологиями, такими как системы видеонаблюдения с распознаванием лиц, сбор ДНК и принудительно установленные шпионские программы на всех сотовых телефонах.

Подавление левых молодежных активистов, студентов и рабочих в свете прошлогодней борьбы рабочих компании Jasic на юге Китая, хотя и в меньших масштабах, представляет собой чрезвычайно важный пример усиливающихся репрессий при Си Цзиньпине. По историческим причинам, которые никоим образом не влияют на повседневную политику, выдавая себя за «коммунистический», режим Си выделил марксистов и социалистов как врагов народа номер один. Это происходит на фоне повышенной нервозности чиновников, которая не снизилась к годовщине событий на площади Тяньаньмэнь, а также предупреждений Си в начале этого года о том, что Китай сталкивается с «невообразимыми опасностями».

«Холодная война» США и Китая

Еще одна новая особенность, которая сопровождает 30-летнюю годовщину событий 4 июня, — это резко обостряющийся империалистический конфликт между Китаем и США, который начался из-за протекционистской торговой политики Дональда Трампа и быстро распространился на инвестиции, технологии, научные обмены, геополитику и военное соперничество. Этот конфликт сводится к новой «холодной войне» между двумя сверхдержавами, ничем не прикрытой борьбе за власть, чтобы быть номером один, а не к борьбе между несовместимыми социально-экономическими системами, как это было в случае холодной войны прошлого века между сталинстским вариантом так называемого «коммунизма» и капитализмом.

На этом фоне, из-за того, что интересы крупнейших империалистов расходятся, Китай и США также начали обмениваться нападками в связи с положением прав человека друг у друга — на таком высоком уровне подобного не происходило больше 20 лет.

Ведущие представители американского капитализма неофициально одобрили репрессии 1989 года как неприятную «необходимость». Дональд Трамп в прошлом выражал восхищение «демонстрацией силы» диктатуры КПК в подавлении, как он выразился, «бунта». В июне 1989 года правительство Джорджа Буша-младшего приняло оперативные (но тайные) меры по отправке советника по национальной безопасности Брента Сноукрофта в Пекин, который должен был заверить руководство КПК в том, что (ограниченные) санкции США и официальные обвинения в связи с бойней будут носить временный характер и что Вашингтон хочет поддерживать «тесные связи» с китайским режимом. Аналогичную позицию заняло правительство Тэтчер в Великобритании.

Подобным же образом китайский режим в частном порядке заверил западные правительства, что те могут не принимать во внимание его публичные обличения «западного вмешательства» и «иностранного влияния», которые были необходимы для пропагандистских целей внутри страны, и что те могут быть уверенными, что прокапиталистическая политика предыдущих десяти лет будет продолжаться.

Что действительно имеет значение для западных капиталистических лидеров, так это экономические выгоды и доступ на рынок для их компаний, а не возвышенные идеалы прав человека и демократии. То, что этот тон сейчас меняется, является частью политической пропагандистской игры, в которой правящие классы Китая и США хотят отшлифовать собственный имидж и выставить другую сторону как агрессора.

Извлекая уроки

Уроки движения 1989 года имеют решающее значение для построения будущей массовой социалистической альтернативы капитализму в Китае и во всем мире. Режим сталинизма-маоизма в Китае, который появился в связи с искажением революции 1949 года, к 1970-м годам исчерпал себя и свою способность развивать экономику. Наряду с другими сталинистскими бюрократическими диктатурами в России и Восточной Европе он вступил в период глубокого кризиса, когда высшие слои в государстве считали, что их единственной надеждой на спасение является возвращение к капитализму.

Капитализм, хотя в случае с Китаем он вроде и продемонстрировал впечатляющие показатели ВВП, создал беспрецедентные проблемы, массовое неравенство, невообразимое загрязнение окружающей среды, чрезмерную продолжительность рабочего дня и отсутствие роста реальных доходов. Социальная напряженность в Китае сегодня приняла более крайние формы, чем даже в 1989 году. Назревает новый взрыв массового гнева, что признают Си Цзиньпин и другие высокопоставленные чиновники КПК в своих плохо замаскированных предупреждениях.

Как показывает левая молодежь, которой сейчас заполнены китайские СИЗО, нам нужно новое социалистическое рабочее движение, которое постепенно создается в Китае. Никакие государственные репрессии не могут этому помешать, несмотря на все меры, которые предпринимает режим. Четкое понимание того, что пошло не так в 1989 году и почему пекинским палачам сошло с рук то, что они сделали, — это лучший способ продвинуться вперед и создать новое массовое движение против авторитаризма, капитализма и империализма, движение, в основе которого будет стоять рабочая партия.