Лев Троцкий
Троцкий: Класс, партия и руководство
Почему проиграл испанский пролетариат (вопросы марксистской теории)
Эта большая статья Льва Троцкого, в которой он в своем обычном яростном полемическом стиле на примере событий Испанской революции отстаивал марксистский взгляд на взаимоотношения класса с его партиями и партий с их руководством, была опубликована на английском языке в журнале «Четвертый Интернационал» в декабре 1940 года. Товарищи из тогдашнего Четвертого Интернационала скомпилировали ее на основе заметок и черновиков Старика, оставшихся после его убийства сталинским агентом и перевели на английский. К сожалению, ни в одном из выходивших сборников работ Льва Троцкого нам не удалось найти оригинальной русской версии. Вероятно, исходный русский текст так и погребен где-то в архивах среди других бумаг великого революционера. Поэтому мы приводим статью в обратном переводе с английского.
Лев Сосновский
Степень отступления рабочего класса можно определить не только по состоянию массовых организаций, но и идеологических группировок, и по тем теоретическим дискуссиям, в которые вовлечено множество подобных групп. В Париже время от времени выходит журнал Que Faire («Что делать?»), издатели которого по какой-то неведомой причине считают себя марксистами, на деле оставаясь целиком и полностью в рамках эмпиризма левых буржуа-интеллектуалов и тех изолированных рабочих, которые усвоили себе пороки подобных интеллектуалов.
Как и все группы без теоретического основания, программы и традиций, этот небольшой журнал пытается уцепиться за фалды ПОУМ — которая, казалось, открывала массам кратчайший путь к победе. Результат подобной связи с испанской революцией на первый взгляд может показаться совершенно неожиданным: журнал не развивается, а наоборот, испытывает регресс. Но фактически это полностью соответствует природе вещей. Противоречия между мелкой буржуазией, консерватизмом и нуждами пролетарской революции достигли сегодня крайней степени развития. И совершенно естественно, что защитники и истолкователи политики ПОУМ оказываются отброшенными назад как в политической, так и в теоретической плоскости.
Que Faire сам по себе, конечно, не имеет никакого значения. Он интересен исключительно как симптом. Именно поэтому было бы полезно остановиться на той оценке, которую этот журнал дает поражению испанской революции, поскольку она весьма показательно демонстрирует те фундаментальные особенности, которые преобладают сегодня на левом фланге псевдо-марксистов.
Que Faire объясняет
Начнем с дословной цитаты из рецензии на брошюру товарища Казановы «Преданная Испания».
Почему революция была раздавлена? Потому, отвечает автор (Казанова), что Коммунистическая партия, за которой, к несчастью, шли революционные массы, проводила ошибочную политику. Но почему, черт возьми, революционные массы, покинув своих прежних лидеров, встали под знамена Компартии? „Потому что не было подлинно революционной партии“. Перед нами чистая тавтология. Ошибочная политика масс; незрелость партии, проявляющаяся либо в определенном состоянии социальных сил (незрелость рабочего класса, отсутствие независимого крестьянства), которое должно быть объяснено исходя из фактов, представленных в том числе и самим Казановой; либо в действиях злонамеренных индивидуалов или групп индивидуалов, действиях, которые не соответствуют усилиям „искренних индивидуалов“, которые только и в состоянии спасти революцию. Нащупав первый, марксистский путь, Казанова затем выбирает второй. Мы вступаем в область чистой демонологии, где вся ответственность за преступления и поражения возлагается на главного дьявола — Сталина — соучастниками которого являются анархисты и другие дьяволы помельче, а революционный бог, к несчастью, не соизволил послать в Испанию ни Ленина, ни Троцкого, как он сделал это в России в 1917 году.
Из этого следует вывод: «вот что бывает, если навязывать окостеневшую ортодоксию вместо фактов». И тот факт, что трудно вообразить себе, как такое количество банальностей, пошлостей и ошибок, в частности, консервативно-филистерского толка, можно было уместить в столь малое количество строк, делает эту теоретическую надменность еще более величественной.
Автор приведенной выше цитаты избегает давать какие-либо объяснения причин поражения Испанской революции; он всего лишь указывает на необходимость глубоких объяснений вроде «положения социальных сил». И такая уклончивость не случайна. Все подобного рода критики большевизма являются теоретическими трусами — по той простой причине, что не ощущают твердой почвы под ногами. В попытке скрыть собственное банкротство они подтасовывают факты и спекулируют на мнениях других. Они ограничиваются намеками и полунамеками как если бы у них просто не хватало времени проявить всю свою мудрость. Но как раз мудрости-то у них и нет. Оборотной стороной их высокомерия является интеллектуальное шарлатанство.
Давайте проанализируем шаг за шагом все намеки и полунамеки нашего автора. По его мнению, ложная политика масс может быть объяснена только как «проявление определенного состояния социальных сил», а именно, незрелости рабочего класса и отсутствием независимости крестьянства. Сложно найти лучший пример плоской тавтологии. «Ложная политика масс» объясняется «незрелостью» масс. Но что такое «незрелость» масс? Очевидно, их предрасположенность к ошибочной политике. Но вопрос о том, в чем состоит ошибочность политики и кто является ее инициатором — массы или их лидеры — наш автор просто обходит молчанием. При помощи тавтологии он возлагает всю ответственность на массы. По отношению к испанскому пролетариату этот классический трюк всех предателей, дезертиров и их защитников особенно отвратителен.
Софистика предателей
В июле 1936 — мы не берем более ранний период — испанские рабочие отразили выступление офицерства, строившего свои заговоры под защитой Народного Фронта. Массы спонтанно создали свою милицию и рабочие комитеты — крепости их будущей диктатуры. И если, с другой стороны, ведущие организации пролетариата помогли буржуазии уничтожить эти комитеты, чтобы ликвидировать натиск рабочих на частную собственность и подчинить рабочую милицию буржуазному командованию, к тому же при участии ПОУМ в правительстве, означает ли это, что прямая ответственность за эту работу ложится в данном случае на рабочий класс? Само собой разумеется только то, что это контрреволюция. Что «незрелость»...
[одна или две строки текста в оригинале оторваны]
... несмотря на правильность политической линии, выбранной массами, последние оказались неспособны разбить коалицию социалистов, сталинистов, анархистов и ПОУМ с буржуазией. Эта часть софизма берется за исходный пункт концепции о существовании какой-то абсолютной «зрелости», то есть такого идеального состояния масс, при котором им не требуется правильное руководство и, более того, они сами способны бороться против их собственного руководства. Но такой «зрелости» нет и быть не может.
Но, — возражают наши мудрецы — почему же рабочие, проявившие столь правильный революционный инстинкт и превосходные боевые качества, должны подчиняться вероломному руководству? Наш ответ — не было и намека на простое подчинение. Линия рабочих и линия руководства всегда расходились под определенным углом. И в наиболее критические моменты этот угол составлял 180 градусов. А затем руководство прямо или косвенно помогало усмирить рабочих при помощи вооруженной силы.
В мае 1937 года рабочие Каталонии восстали не только без руководства, но и против него. Лидеры анархистов — жалкие и презренные буржуа, только притворяющиеся революционерами — сотни раз повторяли в своей прессе, что если бы CNT захотело в мае взять власть и установить собственную диктатуру, ей не составило бы никакого труда это сделать. И в этот раз лидеры анархистов говорят чистую правду. Руководство же ПОУМ в действительности тащилось в хвосте CNT, только прикрывало свои действия другой фразеологией. Благодаря этому и только этому буржуазии удалось подавить майское восстание «незрелого» пролетариата. И нужно абсолютно ничего не понимать в области отношений между классом и партией, между массами у руководством, чтобы утверждать, что испанские массы просто следовали за своими лидерами. Единственное, что можно сказать, это то, что массы, которые всегда стремились пробиться на правильную дорогу, находили, что не в силах создать в самом огне борьбы новое руководство, соответствующее требованиям революции. Перед нами чрезвычайно динамичный процесс, претерпевающий быстрые изменения на разных стадиях революции, при которых руководство или разные его части быстро дезертируют на сторону классовых врагов, а наши мудрецы продолжают дискуссию вокруг чисто статичного вопроса: почему рабочий класс в целом последовал за неправильным руководством?
Диалектический подход
Существует старый либерально-эволюционистский афоризм: каждый народ имеет то правительство, которого он заслуживает. История, однако, показывает, что один и тот же народ в течение сравнительно короткого периода может пережить смену самых разных правительств (Россия, Германия, Италия, Испания и так далее) и более того — порядок, в каком эти правительства сменяют друг друга, вовсе не является движением в одном направлении — от деспотизма к демократии, как это представляется
Тот же самый диалектический подход необходимо применять и в отношении руководства определенного класса. Подражая либералам, наши мудрецы молчаливо принимают за аксиому, что каждый класс имеет то руководство, которого он заслуживает. На деле же руководство вовсе не является простым «отражением» класса или продуктом его свободного творчества. Оно формируется в процессе столкновений с другими классами или трений между различными слоями данного класса. Однажды возникнув, руководство неизменно поднимается над классом и тем самым становится предрасположенным к давлению и влиянию со стороны других классов. Пролетариат может долгое время «мириться» с существованием руководства, подвергшегося глубокому внутреннему перерождению, которое, однако, еще не имело возможности проявиться на фоне больших исторических событий. Чтобы острые противоречия между классом и его руководством вышли наружу, необходим сильный исторический шок. Сильнейшими же из всех шоков являются войны и революции. Именно по этой причине рабочий класс часто оказывается застигнутым войнами и революциями врасплох. Но даже в том случае, когда внутренняя коррупция старого руководства уже проявилась, класс не может немедленно сымпровизировать новое руководство, особенно если от предыдущего периода не были унаследованы сильные революционные кадры, способные использовать коллапс старой руководящей партии. Марксистская, то есть диалектическая, а не схоластическая, интерпретация не оставляет камня на камне от легалистской софистики нашего автора.
Как взрослели русские рабочие
Зрелость русских рабочих представляется ему чем-то чисто статичным. Но даже во время революции сознание класса является чрезвычайно динамичным процессом, определяемым ходом самой революции. Возможно ли было в феврале или даже в марте 1917 года, после свержения царизма, дать ответ на вопрос, достаточно ли российский пролетариат «созрел» для того, чтобы захватить власть в течение восьми или девяти месяцев? Политически и социально рабочий класс в это время был чрезвычайно разнороден. За годы войны он на 30-40% обновился и расширился за счет выходцев из рядов мелкой буржуазии — иногда крайне реакционных — отсталого крестьянства, молодежи и женщин. В марте 1917 года за большевистской партией шло маленькое меньшинство рабочих, более того, разлад происходил и в самой партии. Большинство рабочих поддерживало меньшевиков и «социалистов-революционеров», то есть консервативных социал-патриотов. Еще менее благоприятной была ситуация в армии и в деревне. К этому мы должны еще добавить: низкий общий уровень культуры в стране, отсутствие у самых широких слоев пролетариата политического опыта, особенно в провинции, не говоря уже о крестьянах и солдатах.
Что было в «активе» у большевизма? Ясная и тщательно продуманная революционная концепция с самого начала революции была только у Ленина. Русские кадры партии были разбросаны и в значительной степени сбиты с толку. Но партия пользовалась авторитетом у передовых рабочих. А Ленин обладал огромным авторитетом у партийных кадров. Ленинская политическая концепция соответствовала реальному развитию революции и получала свое подтверждение с каждым новым событием. В период революционной ситуации — то есть в условиях ожесточенной классовой борьбы — эти элементы «актива» творили чудеса. Партия быстро привела свою политику в соответствие с ленинской концепцией и тем самым в соответствие с реальным ходом революции. Благодаря этому она получила твердую поддержку десятков тысяч передовых рабочих. Основываясь на развитии революционных событий, партия оказалась способна за несколько месяцев убедить большинство рабочих в правильности своих лозунгов. Это большинство, организованное в Советы, в свою очередь, оказалось способно привлечь на свою сторону солдат и крестьян. Как можно выхолащивать этот динамический, диалектический процесс при помощи формулы о зрелости или незрелости пролетариата? Колоссальным фактором зрелости российского пролетариата в феврале и марте 1917 года был Ленин. Но он не упал с неба. Он воплощал революционную традицию рабочего класса. Чтобы ленинские лозунги проложили себе путь к массам, должны были существовать кадры, хотя бы поначалу и малочисленные; а у этих кадров должна была быть уверенность в собственном руководстве, основанная на всем опыте прошлого. Исключать эти элементы из расчетов — означает попросту игнорировать живую революцию, заменяя ее абстракцией, «соотношением сил», поскольку развитие революции как раз и состоит из быстрого и непрерывного изменения соотношения сил под действием изменений в сознании пролетариата, тяги отсталых слоев к передовым, растущей уверенности класса в своих собственных силах. Жизненно важной пружиной в этом процессе является партия, а жизненно важной пружиной в механизме партии является ее руководство. Роль и ответственность руководства в революционную эпоху колоссальны.
Относительность «зрелости»
Октябрьская победа есть серьезное свидетельство «зрелости» пролетариата. Но сама эта зрелость является относительной. Несколько лет спустя тот же самый пролетариат позволил бюрократии, поднявшейся из его рядов, задушить революцию. Победа — не продукт «зрелости» пролетариата, а стратегическая задача. Необходимо использовать выгодные условия революционного кризиса для мобилизации масс; беря нынешний уровень их «зрелости» за отправную точку, нужно толкать их вперед, научить их понимать, что их враги отнюдь не всемогущи, что они раздираются противоречиями, что за внушительным фасадом царит паника. Окажись партия большевиков неспособна выполнить свою работу, о победе пролетарской революции не могло быть и речи. Советы были бы уничтожены контрреволюцией, а маленькие мудрецы всех стран принялись бы доказывать в своих книгах и статьях, что в России только оторванные от жизни фантазеры могли бы мечтать об установлении диктатуры незрелого и малочисленного пролетариата.
Вспомогательная роль крестьянства
Ссылка на «отсутствие независимости» крестьянства является одинаково абстрактной, педантичной и ложной. Где и когда наши мудрецы видели в капиталистическом обществе крестьянство с независимой революционной программой либо способное к независимой революционной инициативе? Крестьянство может сыграть огромную роль в революции, но эта роль будет только вспомогательной.
Испанское крестьянство знает немало примеров активных действий и храброй борьбы. Но чтобы поднять всю массу крестьянства, пролетариату необходимо показать ему пример решительного восстания против буржуазии и внушить уверенность в возможной победе. Между тем, революционная инициатива самого пролетариата на каждом шагу оказывалась парализована его собственными организациями.
«Незрелость» пролетариата и «отсутствие независимости» крестьянства не являются ни окончательными, ни основными факторами исторических событий. В основе классового сознания лежат сами классы, их численность и их роль в экономической жизни. В основе же классов лежит определенный способ производства, который в свою очередь определяется уровнем развития производительных сил. Почему бы в таком случае не сказать, что поражение испанского пролетариата было обусловлено низким уровнем технологии?
Роль личности
Диалектические условия исторического процесса наш автор подменяет механическим детерминизмом. Отсюда и его дешевые насмешки по поводу роли плохих и хороших личностей. История есть процесс классовой борьбы. Но классы вовсе не кладут на весы всю свою массу одновременно и автоматически. В ходе борьбы классы создают различные органы, которые играют важную и независимую роль и подвергаются различным деформациям. Все это также закладывает основу для той роли, которую личности играют в истории. Существует действительно масса объективных причин, приведших Гитлера к автократическому правлению, но только недалекие педанты «детерминизма» возьмутся сегодня отрицать огромную историческую роль Гитлера. Прибытие Ленина в Петроград 3-го апреля 1917 года позволило большевистской партии вовремя повернуть и сделало ее способной привести революцию к победе. Наши мудрецы могли бы сказать, что даже умри Ленин за границей в самом начале 1917 года, Октябрьская революция произошла бы «точно так же». Но это не так. Ленин представлял собой один из живых элементов исторического процесса. Он воплощал в себе опыт и проницательность наиболее передовой части пролетариата. Его своевременное появление на арене революции было необходимо, чтобы мобилизовать авангард пролетариата и дать ему возможность сплотить рабочий класс и крестьянские массы. В критические моменты исторических поворотов политическое руководство может стать столь же решающим фактором, как и верховное командование в критические моменты войны. История вовсе не является автоматическим процессом. Иначе, зачем руководство? Зачем партии? Зачем программы? Зачем теоретическая борьба?
Сталинизм в Испании
«Но почему, черт возьми» — как мы уже слышали от нашего автора, — «революционные массы, покинув своих прежних лидеров, встали под знамена Компартии?». Сам вопрос поставлен неверно. Рабочие, связанные ранее с определенными организациями, продолжали цепляться за них, в то же время проверяя и наблюдая. Рабочие в своей массе не склонны легко рвать с партией, пробудившей их к сознательной жизни. Более того, их убаюкивала существовавшая внутри Народного фронта круговая порука: раз все согласны, все должно быть хорошо. Новые и свежие массы, естественно, поворачивали в сторону Коминтерна как партии, совершившей единственную победоносную пролетарскую революцию и которая, как они надеялись, была способна обеспечить Испанию оружием. Кроме того, Коминтерн был самым ярым приверженцем идеи Народного фронта; это внушало уверенность неопытным слоям рабочих. Внутри же самого Народного фронта Коминтерн был самым ярым приверженцем буржуазного характера революции; это внушало уверенность мелкой и части крупной буржуазии. Именно поэтому массы «встали под знамена Компартии».
Наш автор изображает дело так, как если бы пролетариат выбирал себе пару ботинок в богатом товарами магазине. Но даже и эта простая операция, как хорошо известно, не всегда бывает успешной. Что касается нового руководства, то выбор весьма ограничен. Только постепенно, только на основе собственного опыта на разных стадиях широкие слои масс могут придти к убеждению, что новое руководство тверже, надежнее, лояльнее старого. Во время революции, то есть стремительного развития событий, даже слабая по численности партия может вырасти в мощную силу, при условии ясного понимания хода революции и обладания стойкими кадрами, которые не дадут обмануть себя красивыми фразами или запугать преследованиями. Но такая партия должна уже существовать до революции, поскольку процесс обучения кадров требует значительного периода времени, которого не может дать революция.
Вероломство ПОУМ
ПОУМ в Испании стояла левее всех остальных партий и, несомненно, включала в себя революционные пролетарские элементы, не имевшие в прошлом прочных связей с анархизмом. Но именно эта партия сыграла роковую роль в развитии испанской революции. Она не смогла стать массовой партией, поскольку для этого ей прежде всего требовалось опрокинуть все старые партии, а опрокинуть их можно было только путем непримиримой борьбы, беспощадно разоблачая их буржуазный характер. Однако ПОУМ, критикуя старые партии, в то же время подчинялась им во всех фундаментальных вопросах. Она участвовала в «Народном» блоке на выборах; входила в правительство, ликвидировавшее рабочие комитеты; участвовала в борьбе за восстановление этого коалиционного правительства; снова и снова капитулировала перед руководством анархистов и в результате проводила ложную политику в профсоюзах; заняла колеблющуюся и нереволюционную позицию во время майского восстания 1937 года. С точки зрения детерминизма в целом, конечно, можно сказать, что политика ПОУМ была не случайной. Все в этом мире так или иначе не случайно. Однако, ряд причин, порождающих центризм ПОУМ, ни в коем случае не является простым отражением состояния испанского или каталонского пролетариата. Две причины, движущихся под углом друг к другу, могут в определенный момент столкнуться и привести к острому конфликту. Учитывая международный опыт, влияние Москвы, воздействие многочисленных поражений, вполне можно политически и психологически объяснить, почему ПОУМ сформировалась как центристская партия. Но это не меняет ни ее центристского характера, ни того факта, что центристская партия, действуя неизменно как тормоз революции, должна каждый раз разбивать себе голову и может привести революцию к краху. Это не меняет того факта, что каталонские массы были левее ПОУМ, которая, в свою очередь, была левее своего руководства. Возлагать в подобной ситуации ответственность за провальную политику на «незрелые» массы означает участвовать в политическом шарлатанстве, к которому часто прибегают политические банкроты.
Ответственность руководства
Суть исторической фальсификации состоит в том, что ответственность за поражение испанских масс возлагается на сами рабочие массы, а не на те партии, которые парализовали, а зачастую и прямо уничтожали революционное движение масс. Защитники ПОУМ попросту отрицают ответственность вождей, чтобы тем самым избежать необходимости брать часть ответственности на собственные плечи. Эти философские импотенты, которые стремятся примириться с поражениями как необходимым звеном во всеобъемлющей цепи развития, неспособны поставить и отказываются ставить вопрос о таких конкретных факторах как программы, партии и личности, являвшиеся организаторами поражения. Подобная теория фатализма диаметрально противоположна марксизму, теории революционного действия.
Гражданская война есть процесс решения политических задач военными средствами. Если бы исход подобной войны определялся «соотношением классовых сил», в самой войне не было бы необходимости. Война обладает собственной организацией, политикой, методами и собственным руководством, которые прямо определяют ее судьбу. Естественно, «соотношение классовых сил» является основным по отношению ко всем другим политическим факторам, но, подобно тому как фундамент здания не исключает важности стен, окон, дверей и кровли, «соотношение классовых сил» отнюдь не обесценивает важности партий, их стратегии и их руководства. Растворяя конкретное в абстрактном, наши мудрецы просто останавливаются на полпути. Наиболее «глубоким» решением вопроса было бы провозгласить, что поражение испанского пролетариата вызвано недостаточным развитием производительных сил. Подобный ключ доступен любому дураку.
Сводя к нулю значение партии и руководства, подобные мудрецы вообще отрицают возможность победы революции. Потому что нельзя уже ожидать более благоприятных условий. Капитализм перестал развиваться; пролетариат уже не растет численно, наоборот, растет армия безработных, которая не повышает, а понижает боевой дух пролетариата и оказывает негативное влияние на его сознание. Точно также нет оснований верить, что при капиталистическом режиме крестьянство будет способно достичь высокого уровня революционного сознания. Из анализа наших авторов следуют абсолютно пессимистичные выводы, уводящие прочь от революционных перспектив. Однако, надо отдать им должное — они сами не понимают, что говорят.
Фактически, требования, предъявляемые ими к сознанию масс, абсолютно фантастичны. Испанские рабочие, как и испанские крестьяне, дали максимум того, что могут дать эти классы в революционной ситуации. Мы имеем в виду именно классы, то есть миллионы и десятки миллионов.
Que Faire представляет собой всего лишь одну из подобных маленьких школ, или церквей, или орденов, которые в страхе перед размахом классовой борьбы и начинающейся реакцией публикуют свои маленькие журналы и теоретические этюды в уголке, в стороне от действительного развития революционной мысли, не говоря уже о движении масс.
Подавление испанской революции
Испанский пролетариат пал жертвой коалиции, состоявшей из империалистов, испанских республиканцев, социалистов, анархистов, сталинистов и, на самом левом фланге, также и ПОУМ. Все они парализовали социалистическую революцию, в действительности только еще начатую испанским пролетариатом. Но отделаться от социалистической революции не так-то легко. И никто еще не изобрел других методов, кроме беспощадных репрессий, истребления авангарда, казни вождей и т.д. Конечно, ПОУМ этого не хотела. Она хотела, с одной стороны, участвовать в республиканском правительстве и войти в качестве миролюбивой оппозиции в общий блок правящих партий. С другой стороны, она хотела мирных и товарищеских отношений тогда, когда на повестке дня стояла непримиримая гражданская война. По этой самой причине ПОУМ пала жертвой противоречий собственной политики. Во всем правящем блоке наиболее последовательную политику проводили сталинисты, являвшиеся боевым авангардом республиканско-буржуазной контрреволюции. Они хотели устранить потребность в фашизме, доказав испанской и мировой буржуазии, что сами в состоянии удушить пролетарскую революцию под флагом «демократии». В этом состояла вся суть их политики. Банкроты из испанского «Народного фронта» сегодня пытаются возложить всю вину на ГПУ. Уверен, что нас меньше всего можно заподозрить в снисходительности к преступлениям ГПУ. Но мы ясно видим и говорим рабочим, что ГПУ в данном случае действовало только как наиболее решительный отряд на службе «Народного фронта». В этом была сила ГПУ, в этом была историческая роль Сталина. Только невежественные филистеры могут отмахиваться от этого при помощи глупых шуток о «главном дъяволе».
Вопрос о социальном характере революции этих джентельменов совершенно не беспокоит. Московские лакеи, к выгоде Англии и Франции, объявили испанскую революцию буржуазной. На этом мошенничестве была воздвигнута коварная политика Народного Фронта, которая была бы абсолютно ложной, даже будь испанская революция действительно буржуазной. Но революция с самого начала проявила свой пролетарский характер даже более явно, чем революция 1917 года в России. В руководстве ПОУМ до сих пор сидят джентльмены, считающие, что политика Андреса Нина была слишком «левой» и что в действительности было правильным оставаться левым флангом Народного Фронта. Действительным несчастьем было что Нин, прикрываясь авторитетом Ленина и Октябрьской революции, не мог решиться порвать с Народным Фронтом. Виктор Серж, который торопится найти компромисс с самим собой при помощи фривольного отношения к серьезным вопросам, пишет, что Нин не хотел подчиняться командам из Осло или Койоакана. Может ли серьезный человек сводить вопрос о классовом содержании революции к обычным сплетням? У мудрецов из Que Faire нет ответа на этот вопрос. Им непонятен сам вопрос. Что действительно важно, так это тот факт, что «незрелый» пролетариат создал свои собственные органы власти, захватил средства производства, стремился регулировать производство, в то время как ПОУМ изо всех сил стремилась избежать разрыва с буржуазным анархистами, которые в союзе с буржуазными республиканцами и не менее буржуазными социалистами и сталинистами накинулись и задушили пролетарскую революцию. Подобные «пустяки», очевидно, интересуют только представителей «окостеневшей ортодоксии». Мудрецы же из Que Faire вместо этого обладают аппаратом для измерения степени зрелости пролетариата и соотношения классовых сил независимо от всех вопросов революционной классовой стратегии.