На обложке Фотография Ozan Kose/Getty Images
Революционные выступления в Алжире и Судане, за одну неделю покончившие с двумя диктатурами, правившими на протяжении десятилетий, подтвердили правильность анализа Комитета за Рабочий Интернационал (КРИ) восьмилетней давности и в то же время ошеломили буржуазных политологов и комментаторов. В свое время мы объясняли, что революции, произошедшие в Тунисе и Египте, были не какой-то кратковременной «весной», а первыми залпами длительного и сложного процесса революции и контрреволюции во всем регионе.
Движения в Алжире и Судане тем более важны, что многие страны, потрясенные массовыми движениями в период первой революционной волны 2010-11 годов, сегодня страдают от жестокой контрреволюции и разрушительных войн. Контрреволюции не удалось ни полностью подавить весь спектр новых народных выступлений, ни гарантировать долговечность и стабильность сложившихся в регионе порядков.
Контрреволюция
Египет сегодня находится под управлением даже более жестокой диктатуры, чем та, что была свергнута в 2011 году. Никогда за всю новейшую историю страны репрессии не были такими жестокими, как при режиме Абдель Фаттаха аль-Сиси. В апреле режим через инициированный государством референдум протолкнул отмену конституционных поправок, чтобы избавиться от последних остатков демократических достижений Египетской революции. Было устранено ограничение президентской власти двумя сроками, что позволит Сиси оставаться у власти до 2030 года, ему предоставлен полный контроль над судебной системой и одновременно еще больше расширено влияние армии на государственные дела.
Весь нынешний период западные правительства сохраняли самые тесные связи с автократическим Каирским режимом. Евросоюз превозносит Сиси как своего союзника в предпринимаемых усилиях остановить поток беженцев в Европу. Отражая взгляд
Кроме насильственного подавления сопротивления египетских рабочих и всей внутренней оппозиции в целом, режим Сиси играет и активную роль в контрреволюционном заговоре во всем регионе. Всего лишь несколько дней спустя после свержения суданского президента Омара аль Башира делегации Египта, Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов бросились в Судан для переговоров с тамошней военной хунтой. В Ливии режим Сиси оказывает активную военную, политическую и разведывательную поддержку новому возможному диктатору и большому почитателю Сиси Халифе Хафтару.
Ливия сегодня находится в тисках новой интенсивной гражданской войны, пополняющей ряды беженцев и перемещенных лиц. Около 100 тыс. человек уже покинули свои дома в результате наступления на Триполи, начатого Хафтаром и его так называемой «Национальной ливийской армией», и это число возрастает с каждым днем.
Начиная свой марш на столицу, Хафтар рассчитывал на быструю и легкую победу. Этим надеждам явно не суждено было сбыться. Его призыв уничтожить вооруженных исламистов и представить себя борцом за светское государство явно противоречит тому факту, что его собственная «Национальная ливийская армия» представляет собой шаткий союз большого числа салафитских боевиков, бывших офицеров армии Каддафи и воинов различных племен, с которыми Хафтар заключил соглашение. И если не будет выхода из нынешнего военного тупика, мы можем стать свидетелями растущих разногласий между ними.
Исход этой борьбы будет зависеть в том числе и от реакции империалистических и региональных держав, вовлеченных в конфликт. Новый виток войны в богатой нефтью Ливии содержит в себе сильный элемент «прокси-войны», разворачивающейся на фоне серьезной борьбы за сферы влияния между Римом, Парижем и ключевыми региональными игроками. Еще раз были продемонстрированы пустословие и импотенция ООН и так называемого «мирового сообщества», поскольку каждая из региональных и мировых державы поддерживает какую-то из сторон и все они напрямую разжигают конфликт, поставляя им современное оружие и снаряжение.
Некоторые страны, кажется, готовы содействовать каждому из лагерей, выжидая, какая из сторон в итоге возьмет верх. Москва, которая, кажется, всегда была на стороне Хафтара, в то же время старается поддерживать отношения со всеми основными игроками в стране. Трамп превозносит роль Хафтара, поддержанного союзниками США Саудовской Аравией, Египтом и ОАЭ, как «борца с терроризмом и защитника нефтяных ресурсов Ливии», в то время как госсекретарь Майк Помпео осуждает действия Хафтара и представляет интересы сидящего в Триполи правительства, поддерживаемого Турцией и Катаром, продолжая доказывать, что США поддерживает именно их как законное правительство Ливии.
Колебания и противоречия в администрации США отражают не только ее собственный кризисный характер, но также и снижение возможности воздействия и геополитического влияния США в регионе, которое, к выгоде региональных сил, во многом сегодня имеет второстепенный характер, в том числе и в результате напористой империалистической политики России и Китая.
И Китай, и Россия рассматривают Северную Африку зону своих интересов в сфере бизнеса и в вопросах безопасности. Североафриканские порты являются для Китая критически важным компонентом в его проекте «Один пояс, один путь». Он заинтересован в создании плацдарма в виде порта в тунисской Бизерте и на средиземноморском побережье Марокко.
Важным является также и существенный рост китайской торговли и инвестиций в Алжир и Судан за последние два десятилетия. Обе страны все более энергично экспортируют в Китай, экспорт одного только Алжира за период с 2000 по 2017 год увеличился в 60 раз. Китай является важнейшим экономическим партнером Алжира и вложил миллиарды долларов в строительство порта и другие инфраструктурные проекты по всей стране. Судан также является крупнейшим получателем иностранной помощи со стороны Китая. Кроме того, обе страны находятся в числе крупнейших покупателей китайского оружия.
Грядет новый социальный взрыв
В то время как одни страны Северной и Арабской Африки испытывают на себе тяжелые удары войны и контрреволюции, в других ее частях развиваются мощные движения рабочего класса. Разворачивающиеся мощные революционные движения в Алжире и Судане безусловно свидетельствуют, что сколько бы крови ни пролили правящие классы, им не под силу отменить законы классовой борьбы, которая все равно найдет свое выражение тем или иным способом.
Попытки алжирских и суданских властей использовать создавшееся на Ближнем Востоке бедственное положение чтобы сдержать развитие революции в их собственных странах не дали желаемого эффекта. Когда Алжирские власти, пытаясь увести людей с улиц, приводили в качестве страшилки пример Сирии, указывая, что протесты привели к десятилетней войне, протестующие ответили им простым лозунгом: «Алжир — не Сирия».
Конечно, нельзя сказать, что происходящие последние пару лет процессы насильственной контрреволюции никак не повлияли на сознание масс и динамику борьбы в регионе. Однако, в контексте кипящих по всему региону гнева и отчаяния, мы должны делать упор на ограниченность этого влияния. «Нас нельзя убить, мы уже мертвы» — кричала протестующая алжирская молодежь в самом начале массовых протестов в Кабиле в 2001 году, когда полиция открыла по ней огонь болевыми патронами. Сегодня протестующие в Судане кричат «Убивают не пули — убивает молчание». И это достаточно хорошо передает настроения, господствующие среди миллионов людей в регионе, особенно среди их молодой и беднейшей части.
Но в отсутствие ясной политической альтернативы такие настроения могут и в некоторых случаях будут выражаться через бессмысленные поступки. В Тунисе, который буржуазные комментаторы продолжают приводить в качестве единственного примера успешных событий «Арабской весны», число самосожжений с момента революции 2011 года утроилось, страна до сих пор является главным источником пополнения джихадистских групп. Распространение оружия в результате войны в Ливии и наличие значительного количества городского и сельского люмпен-пролетариата также означают, что опасность новых террористических атак и их использование региональными государствами для оправдания репрессий, похоже, долго будут оставаться частью местного политического пейзажа, как показывает недавняя история с терактами, устроенными в июне смертниками в Тунисе, что привело к расширению объявленного ранее чрезвычайного положения.
Уничтожая жизненный уклад, рабочие места и окружающую среду, капитализм и империализм втягивают регион в новые вооруженные конфликты. В этих условиях нет ничего удивительного, что, как говорится в Арабском обзоре BBC News за 2018/19 год, больше половины молодежи арабского мира предпочло бы уехать из своих стран. Среди людей в возрасте от 18 до 29 лет это число с 2016 года увеличилось на 10%. Как отмечается в обзоре, около 70% молодых марокканцев все больше думают уехать из страны.
Однако, все эти факторы наряду с маячащим на горизонте новым экономическим спадом и политикой «европейской крепости» также приведут новые слои молодых рабочих к выводу о том, что ударам со стороны этой системы необходимо сопротивляться на своей собственной земле и что необходима глобальная трансформация общества. Коротко говоря, порождаемые капитализмом условия постоянно таят в себе неизбежность новых социальных взрывов и массовых революционных потрясений.
События, однако, не будут развиваться по прямой линии, особенно учитывая общую слабость «субъективного фактора», то есть массовых революционных партий, способных повести эти движения на штурм капитализма и проводить социалистическую политику. Драматичные события последнего десятилетия служат мощным напоминанием о том, что если такие партии не будут созданы, массы трудящихся в регионе ждут только новые катастрофы.
Кризис и экономическая стагнация
Нигде в Северной Африке капитализм уже не способен обеспечить развитие производительных сил. Типичной иллюстрацией этого является массовая безработица, особенно среди молодежи, которая по всему региону приобретает хронический характер. МВФ на 2019 год для всего MENA (Ближний Восток и Северная Африка) прогнозирует экономический рост в районе 1,3%, но этого далеко не достаточно, чтобы впитать дополнительные 2,8 млн. человек молодежи, каждый год выходящие на рынок труда. В опросе среди арабской молодежи в 2019 году — самом крупном в арабском мире — 56% назвали стоимость жизни главным препятствием, с которым сталкивается регион, 45% ответили, что это безработица. Эти настроения представляют собой огромную социальную бомбу с часовым механизмом.
Следствием этой ситуации является крайне высокий уровень неформальной экономики. В северо-восточной части Марокко от неформального сектора зависит 70% экономики. Гибель в январе 2018 года двух молодых людей, добывавших уголь из заброшенной шахты в обедневшем городе Джерада, вывела эту проблему на передний план и спровоцировала массовые протесты, продолжавшиеся несколько месяцев.
После так называемой «Арабской весны» региональные правительства еще больше укрепили свои границы и усовершенствовали системы наблюдения. Но это зачастую только ухудшает положение приграничных городов, поскольку контрабандная экономика является не только источником прибыли для пограничных чиновников, коррумпированных политиков и мафиозной сети контрабандистов, но и составной частью социальной структуры местных сообществ.
Алжирские, тунисские и марокканские пограничные города периодически охватывают массовые протесты против лишения их средств к существованию. Для таких маргинализованных территорий жизненно важными являются требования альтернативной экономической политики по созданию достойных, хорошо оплачиваемых рабочих мест, широкой программы строительства и реконструкции объектов инфраструктуры, финансируемой государством под демократическим контролем рабочих организаций и местных жителей.
За последние десятилетия во всей Северной Африке доля сельского населения значительно уменьшилась. Десятки миллионов людей переехали жить в города. Доля городского населения в странах Магриба составляла 20% в 1950 году, 45% — в 1970, 62% в 1980, к 2030 году прогнозируется ее рост до 70%. Безудержное разрушение мелкой земельной собственности и концентрация земли у крупных владельцев и отсутствие инфраструктуры в сельской местности толкает массы сельской бедноты переезжать в города, пополняя армию безработных и втягиваясь в отчаянную борьбу за существование без явной надежды получить стабильную оплачиваемую работу в условиях капиталистической экономики.
С учетом этих особенностей безработная молодежь и городская беднота должны играть важную роль в периоды массовой борьбы. Не будучи привязанными к формальной занятости, они располагают относительной свободой действий, им особо нечего терять и поэтому они включаются в борьбу раньше, чем организованный рабочий класс. Но та же самая неформальная занятость или безработица одновременно и ограничивает их возможности для успешной борьбы. Поэтому жизненно необходимо создание такого руководства, которое будет способно руководить общей борьбой на базе требований, объединяющих эти слои с рабочим движением. В противном случае часть этих забитых слоев может стать добычей реакции.
Могут также возникнуть и противоречия между этими социальными слоями и рабочими, имеющими постоянную занятость. И это происходит на фоне безразличия профсоюзной бюрократии, как это можно видеть на примере событий в Тунисе, где безработные, требуя работы, устраивали «сидячие протесты», блокируя предприятия, но иногда не могли получить поддержку от занятых там работников, которые видели в них угрозу собственной занятости. В контексте массовой безработицы такие противоречия могут быть использованы правящим классом, например, путем выставления бастующих «привилегированными слоями», которые мешают созданию новых рабочих мест и оживлению экономики.
Подобный разрыв может быть преодолен только путем возрождения сильных рабочих организаций и через трансформацию профсоюзов в демократические и боевые инструменты борьбы, стремящиеся объединить рабочих, безработную молодежь и всю бедноту в единых действиях и массовых кампаниях, направленных, например, на организацию финансируемых государством общественных работ, на распределение на всех имеющейся работы без потери в зарплате, за достойное и доступное жилье, доступ к социальным службам и так далее.
Молодежь, составляющую основную массу населения всего региона, ожидает довольно мрачное будущее. Но эти же условия вызывают и радикализацию взглядов нового поколения революционных активистов. Это поколение было движущей силой всех массовых движений в регионе. В Алжире травма «черного десятилетия» — кровавого конфликта между армией и фундаменталистами из «Фронта исламского спасения» (FIS) со всеми его ответвлениями после переворота 1992 года — годами эксплуатировалась правящей элитой и это, наряду с широкими социальными подачками, помогло им пережить бурю 2010-11 годов. Но сегодня этот фактор почти исчез, потому что на сцену вышло молодое и более уверенное в себе поколение, на которое гораздо меньше давит груз прошлых поражений.
После 2011 года МВФ усилил свое давление на североафриканские правительства, чтобы добиться от них продолжения реализации программ жесткой экономии. Со стороны международных кредиторов этим правительствам было предписано продолжить урезание субсидий населению, сократить зарплаты в госсекторе, провести программы приватизации и проводить жесткую налоговую политику. Но все это только создаст условия для роста неравенства, ухудшения экономической ситуации и новых вспышек революционной классовой борьбы, ничуть не менее масштабных, чем десять лет назад.
Конечно, экономический кризис не ведет прямиком к революции. Однако бесспорно, что экономическая ситуация является ключевым фактором, вызывающим нарастание гнева среди огромной части населения. Чуть ли не в каждой стране недавние протесты фокусировались на вопросах безработицы, экономической маргинализации и роста стоимости жизни. И новая глобальная рецессия, несомненно, только обострила бы эти противоречия.
При этом экономические факторы не только не являются единственной потенциальной причиной, провоцирующей массовые движения, но и, сами по себе, не дают полного объяснения произошедшим событиям. Репрессивная природа государств региона, каждодневное презрение и насилие по отношению к рядовым гражданам, безнаказанность коррумпированных чиновников являются дополнительными компонентами в этой гремучей смеси.
Структура власти в Северной Африке покоится на сложном переплетении политического и экономического господства правящего класса, наглядным воплощением чего является монархия в Марокко, бизнес-империя, пустившая свои щупальца во все сферы экономики. В странах вроде Египта, Судана и Алжира армия представляет собой не только жизненно важный элемент буржуазного государства, ее верхушка обладает также и огромной экономической властью. А это означает, что любое экономическое требование быстро принимает политический характер и наоборот.
Все эти отличительные черты — экономическая слабость и зависимость и существование авторитарных режимов — есть результат положения Северной Африки в глобальной капиталистической системе. Империализм и капитализм привели к неравномерному и комбинированному развитию, при котором большинство стран находится в той или иной степени зависимости от более крупных государств. Североафриканские режимы пытаются балансировать и подыгрывать разным силам, которые, в свою очередь, поддерживают их авторитарную власть. Неолиберальные атаки на уровень жизни, проводимые в последние десятилетия по указке МВФ, подчеркивают интернациональный характер кризиса в регионе. То же самое можно сказать и о гонке вооружений и военных конфликтах, в которые втянуты различные империалистические государства.
Пролетаризация средних слоев
В Марокко десятки тысяч учителей, работающих по временным договорам, участвовали в неоднократных и иногда продолжительных забастовках с требованием включить их в национальную образовательную систему наряду с их коллегами и прекратить приватизацию общественных школ.
Фактически, учителя доказали, что являются одним из наиболее боевых отрядов рабочего класса, находясь на передовой важных классовых боев в Алжире, Марокко, Тунисе и Судане. Во всех четырех странах они были в последние годы вовлечены в крупные протесты и забастовки, не только требуя повышения зарплат и улучшения условий труда, но и выдвигая смелые политические требования. Например, в Алжире учителя играли ведущую роль в массовом движении, которое привело к свержению Бутефлики, когда шесть независимых профсоюзов учителей и работников образования 13 марта призвали своих членов продолжать забастовку и присоединиться к движению, требовавшему от Бутефлики уйти в отставку. В Судане учителя и врачи играли ключевую роль в восстании против
Все это отражает широкий общественный феномен. Как раньше, так и сейчас мейнстримные комментаторы часто делают упор на том, что основной движущей силой революционных событий так называемой «Арабской весны» и, в особенности, в сегодняшнем Судане является средний класс. Но те, кого обычно относят к «профессионалам из среднего класса» или «средним слоям» (учителя, врачи, юристы, журналисты и так далее) сегодня поставлены в такие условия, что по большей части становятся похожи на новый пролетариат. Прежде чем организовывать нынешние протесты, Суданская профессиональная ассоциация (SPA — Sudanese Professionals Association) — зонтичная структура, объединяющая профсоюзы, играющие важную роль в мобилизации людей во время нынешней революции — начала свою общественную деятельность с исследования вопроса о минимальной зарплате суданских профессионалов, доказывая, что все они живут за чертой бедности, во многих случаях получая менее 50 долл. в месяц.
Часть этих слоев все еще относит себя к «образованной элите», стоящей над остальным рабочим классом. Это в особенности относится к руководству SPA, которое пытается отыскать некий «третий путь» между независимой революционной мобилизацией рабочего класса и бедноты с одной стороны, и переговорами с контрреволюционными генералами — с другой. Такое их поведение отражает типичные колебания среднего класса в периоды обострения классовых противоречий.
Однако, экономический кризис, десятилетия жестокой неолиберальной политики, резкое обесценение национальной валюты больно бьют по средним слоям, разрушая в их глазах иллюзию того, что они являются каким-то особым «средним классом» — и это является одной из причин, почему они восстают против существующего порядка. Многих из них это толкает к воспринятию методов борьбы рабочего класса и включению в профсоюзное движение.
Тунис
Организованное рабочее движение во всех странах Магриба в этом году началось с забастовок в общественном секторе. В Тунисе они приняли характер 24-часовой всеобщей забастовки гражданских служащих, состоявшейся 17 января. Хотя основными требованиями забастовки были повышение зарплаты и протест против правительственных планов приватизации, она приобрела ярко выраженный политический характер с лозунгами, явно направленными против правительства и МВФ.
Нынешний политический режим в Тунисе имеет все черты буржуазной демократии, однако не консолидированной, а крайне неустойчивой. Как мы уже объясняли ранее, так называемая «тунисская аномалия» стала возможна исключительно в силу влияния UGTT (конфедерации тунисских профсоюзов), которая служит мощным противовесом реставрации диктатуры.
Механическое понимание ситуации может привести к выводу, что это не вписывается в теорию Троцкого о «перманентной революции». В реальности, положение в Тунисе является крайне изменчивым, а революционный период, открывшийся в 2011 году, еще далек от завершения.
В 1930-м Троцкий написал «Письмо об Итальянской революции», в котором объяснял, что после падения фашистского режима Муссолини в Италии могла бы установиться «демократическая республика». Но, — продолжал он свое объяснение — «она может явиться не плодом буржуазной революции, а выкидышем незрелой и не доведенной до конца пролетарской революции. В случае глубокого революционного кризиса и массовых боев, в которых пролетарский авангард окажется еще, однако, неспособным прийти к власти, буржуазия может восстановить свое господство на „демократических“ основах».
Сходный процесс разыгрывается сегодня в Тунисе — руководство UGTT, помогая правящему классу упрочить буржуазную контрреволюцию, играет роль, сходную с той, что была у руководителей Компартии Италии в послевоенный период — с одним только важным отличием, что у сегодняшнего Туниса нет экономической базы, похожей на экономический подъем послевоенного периода, которая позволила бы правящему классу установить стабильный режим буржуазной демократии.
Ярким проявлением этого является состояние непрерывного и продолжительного кризиса, который переживает Тунис все последние 8 лет. С момента падения Бен Али сменилось уже десять правительств, политическая сцена раздроблена, в рядах основных буржуазных партий происходят непрерывные расколы и формирование новых партий, и все это на фоне массового народного недовольства всем политическим истеблишментом.
К несчастью, не избежали такой судьбы и тунисские левые. В мае девять членов левой коалиции «Народный фронт» объявили о своем выходе из парламентской фракции коалиции, что сделало достоянием гласности внутренний кризис, долгое время назревавший в рядах «Народного фронта». Кризис стал результатом прошлых предательств и нынешней стагнации, усугубленных нарастанием бюрократизации внутрипартийного режима и беспринципной борьбой за власть между сталинистской и маоистской компонентами блока в преддверии ожидающихся в ноябре президентских выборов.
Часть II. Революции в Судане и Алжире
Восстания, потрясшие Алжир и Судан, хотя и не имели столь же шокирующих мировых последствий, как в 2011 году, все же оказали серьезное воздействие на весь регион. Их влияние еще более усиливается тем фактом, что обе страны являются перекрестком путей между Северной и Африкой южнее Сахары. То, что в этом году уже по меньшей мере десять африканских правительств прибегли к ограничению работы интернета и соцсетей, чтобы заглушить возможные протесты, вовсе не является случайным совпадением. Режимы всех соседних стран, безусловно, занервничали. В апреле этого года, всего лишь три дня спустя после отставки Бутефлики, Апелляционный суд Марокко оставил в силе приговор о 20-летнем тюремном заключении, вынесенный в отношении нескольких десятков лидеров и участников протестного движения «Хирак» на севере страны в
Движения в Судане и Алжире, хотя и представляют собой революционное продолжение событий 8-летней давности, но имеют и собственные отличительные черты. Важно, что они извлекли некоторые уроки из революционного опыта недавнего прошлого.
В особенности это касается опыта поражения массового движения в Египте. Разница между ликованием египетских революционных масс по поводу свержения Мубарака и реакцией движений в Алжире и Судане на свержение их собственных диктаторов весьма значительна. В последних случаях неповиновение военным с самого начала было на совершенно другом уровне, а лозунги недвусмысленно отвергали возможность египетского сценария. Одним из наиболее популярных лозунгов, выкрикивавшихся во время «сидячих забастовок» в Хартуме был «Или победа, или как в Египте». В Алжире похожим был «Алжир не допустит Сиси». Это показывает, что опыт египетского военного переворота проник в народное сознание в других странах, особенно таких как Судан и Алжир с их собственной богатой историей военных переворотов и где армия играет ключевую роль в госаппарате.
Движения в Судане и Алжире также еще раз подтвердили, какой потенциальной мощью обладает рабочий класс. Несмотря на свою малочисленность, алжирский рабочий класс обладает богатыми традициями борьбы и опытом трех революций, считая с 1964 года. В Судане колыбелью движения также неслучайно стала Атбара, индустриальный центр на северо-востоке страны, родина суданского профсоюзного движения и в прошлом — крепость Суданской компартии.
Алжирский рабочий класс в прошлом был одним из сильнейших в регионе и на всем Африканском континенте в целом. Сама страна является третьим по величине источником поставок нефти и газа в Европу.
Две успешных всеобщих забастовки ускорили распад и дезертирство в рядах сторонников алжирского режима и вынудили правящий класс в конце концов отказаться от Бутефлики. В начале марта поддержка, оказанная движению ячейками UGTA (Всеобщий союз алжирских рабочих), базирующимися в традиционных рабочих пригородах Алжира, где расположены крупнейшие в стране промышленные предприятия, стала тем поворотным пунктом, где рабочий класс объявил о своем выходе на сцену в качестве решающей социальной силы.
Кто-то может сказать, что участие рабочего класса в движении накануне свержения Бутефлики было более активным, чем после этого. Именно такую точку зрения продвигала Financial Times, ободряя себя в своих июньских заявлениях тем, что «уличные протесты, каждую пятницу вовлекающие в себя сотни тысяч людей из всех слоев общества, избегают призывов к всеобщей забастовке или оккупации площадей, которые могли бы быть восприняты как эскалация обстановки». Однако ясно, что опыт прошедших в марте всеобщих забастовок все еще сохраняется в сознании каждого алжирского рабочего и весьма похоже на то, что еще вернется на повестку дня в ближайшем будущем.
Свержение Бутефлики и Аль-Башира также вновь запустило процесс борьбы рабочего класса за контроль над профсоюзами. В обеих странах это процессы разной глубины и разных форм, но они идут в одном направлении — в сторону создания низовых профсоюзных структур, демократически контролируемых рядовыми членами.
Алжирские профсоюзники и руководители ключевых региональных федераций UGTA организовали целый ряд демонстраций с требованием отставки генерального секретаря UGTA Сиди Саида, верного сторонника старого режима. Во время демонстраций поднимались лозунги «Сделаем UGTA вновь орудием классовой борьбы», «Режим и олигархи — вон из UGTA», «Долой Сиди Саида и его клику». Под этим давлением Сиди Саид был вынужден объявить, что не будет выставлять свою кандидатуру для избрания на новый срок на 13-м профсоюзном конгрессе, который прошел 21 и 22 июня этого года, хотя изначально планировался на январь 2020 года.
Однако, новый генеральный секретарь UGTA, хотя и не столь скомпрометированный, все равно является продуктом той же самой бюрократической клики. Сам конгресс все также остался под бюрократическим контролем и принял специальные защитные меры, чтобы обеспечить «непрерывность изменений» и удержать «смутьянов» на безопасном расстоянии. Борьба за очистку профсоюзов от коррумпированных и дружественных по отношению к режиму бюрократов все еще остается в повестке дня и должна увенчаться требованием о проведении внеочередного конгресса, на котором право определять будущее профсоюзов было бы предоставлено исключительно низовым кандидатам, избранным путем подлинно демократического голосования.
Хотя UGTA и сохранила некоторые важные позиции в некоторых регионах и отраслях, доверие к ней было в значительной степени подорвано десятилетиями предательств и тесного сотрудничества ее руководства с боссами и госаппаратом. В этом контексте несколько лет назад возник и начал приобретать определенное влияние ряд «автономных профсоюзов», в особенности в общественном секторе, в сферах здравоохранения и образования. За последний год эти профсоюзы объединились в Confederation des Syndicats Autonomes (CSA, Конфедерацию Автономных профсоюзов), представляющую интересы примерно четырех миллионов рабочих. Следовательно, сама задача возврата контроля над UGTA должна сочетаться с выдвижением требований, ориентированных на единый фронт с этой конфедерацией, чтобы обеспечить единство действий рабочего класса.
В Судане ситуация несколько иная, поскольку государство здесь использовало гораздо более брутальные методы усмирения профсоюзов. В 1990-е профсоюзы подверглись невиданной ранее чистке, их членов массово отправляли в тюрьмы и подвергали пыткам, на рабочих, пытавшихся бастовать, налагали драконовские санкции. Официальный Всеобщий союз суданских рабочих полностью сделался прислужником властей. Почти весь недолгий период своего существования SPA была вынуждена действовать в подполье.
Однако, традиции профсоюзного движения оказались очень живучи. После падения Аль-Башира некоторые бывшие члены профсоюзов и новые слои молодых рабочих начали предпринимать попытки организоваться и восстановить профсоюзное движение, уничтоженное в период его правления. Так было с железнодорожными рабочими в Атбаре, докерами Порт-Судана, работниками Центрального банка Судана, журналистами, сформировавшими «Комитет по восстановлению Профсоюза журналистов Судана» и так далее. Более того, в некоторых случаях рабочие пытались захватить контроль над официальными профсоюзами путем смещения лидеров, сотрудничавших со старым режимом. Под этим давлением военная хунта, пришедшая к власти после свержения Башира, была даже вынуждена заморозить деятельность профсоюзов, аффилированных с режимом. Но, как только был принят первый план проведения забастовок, Переходный военный совет тут же снял запрет на их деятельность, чтобы помешать развитию независимых профсоюзов.
Комитеты
Деятельность местных революционных комитетов — «комитетов сопротивления» — хотя и недостаточно освещенная в СМИ, кажется, приняла в Судана куда более далеко идущий характер, чем это было в Тунисе и Египте в 2011 году. Отчасти этот объясняется тем, что такие комитеты начали возникать еще в 2013 году во время первых массовых протестов против режима. В этот раз они вернулись на гораздо более массовой и организованной основе, включая возникновение стачечных комитетов на многих предприятиях. Режим прекрасно понимал опасность развития событий и это подтверждается тем, что лидеры таких комитетов сопротивления в пригородах Хартума были убиты специально посланными проправительственными боевиками.
Тот факт, что Переходный военный совет с начала июня почти полностью отключил интернет, только подчеркнул ту центральную роль, которую играла эта сеть комитетов сопротивления, поскольку протестующие были вынуждены искать способы обойти отключение связи военной хунтой и использовать комитеты для организации собраний в пригородах, митингов, демонстраций, распространения печатных листовок, чтобы заменить цифровые коммуникации и так далее.
Хотя все еще может измениться, под этим важным углом зрения события в Судане носят гораздо более революционный характер, чем в Алжире. В Алжире, несмотря на возникновение в некоторых случаях комитетов борьбы и организованных студентами некоторых факультетов «автономных комитетов», этот процесс выглядит пока еще гораздо менее развитым и более разнородным даже в сравнении с массовым движением в Кабиле в 2001 году, когда массы создавали комитеты, явно подменявшие официальные государственные структуры.
Государство и контрреволюционное насилие
В последнем случае, так же как и сегодня в Судане, жестокие репрессии со стороны государства подталкивали людей к созданию комитетов самообороны. В Алжире, однако, государственные репрессии сейчас носят довольно сдержанный характер.
И уже тот факт, что алжирские генералы, известные своими брутальными методами, с неохотой идут на использование насилия против протестующих, лучше всяких слов говорит о том, что они сидят на вулкане и боятся неосторожным движением спровоцировать его извержение. Именно страх, что любые репрессивные меры лишь усилят борьбу против нынешнего режима удерживает их от кровавого подавления протестного движения. И хотя численность еженедельных протестных демонстраций по пятницам в июне пошла на спад, ситуация остается крайне неустойчивой и любая серьезная попытка обуздать движение может немедленно спровоцировать новый взрыв. Лахоуари Адди, алжирский социолог из лионского Института политических исследований, указывает и еще немаловажную причину сдержанности алжирских генералов: «Они не уверены в лояльности собственных солдат».
Но это, конечно, не стоит воспринимать как должное. Пока что режим использует «точечные» превентивные репрессии, чтобы «размять мускулы» и подготовить переход к широкой реакции. Эти меры включают аресты значительного числа активистов, самой известной из которых является Луиза Ханоне, руководительница Рабочей партии (Parti des Travailleurs, PT), находящаяся с 9 мая в тюрьме по обвинению в «заговоре против государственной власти». Несмотря на все ее боевое прошлое и хотя СМИ до сих пор называют ее «троцкисткой», Ханоне известна своими близкими связями с семейством Бутефлики. После первых демонстраций в феврале она поставила себя в нелепое положение, заявив, что «движение не направлено против Бутефлики». Похоже, что ее арест связан не только с ее мягкой критикой нынешнего правительства, но и с разборками между разными конкурирующими фракциями внутри самого режима.
В Судане проявление классовых противоречий внутри самой армии и восстания ее нижних чинов играли важную роль в революционных выступлениях 1964 и 1985 годов. Инстинктивные симпатии к революционным выступлениям, активно выражавшиеся рядовыми солдатами и младшими офицерами, были основным мотивом, побудившим генштаб в апреле этого года избавиться от Омара Аль Башира в попытке сохранить контроль над собственными войсками. Поэтому откровенный классовый призыв, адресованный низам армии, наряду со строительством демократически контролируемых сил народной и рабочей самообороны, должен быть ключевым аспектом нашего подхода в вопросе о том, как обезоружить и победить реакцию. Конечно, солдатам, переходящим на сторону народа, грозят суровые наказания вплоть до смертной казни. Это значит, что реальный раскол между рядовыми солдатами и реакционным офицерством может проявиться только в том случае, если будет выдвинута смелая политическая и социальная программа, способная убедить солдат в неизбежности победы революции и вдохновить их на решительные действия.
Богатая традиция военных мятежей в суданской армии была главной причиной, побудившей Аль Башира укрепить органы госбезопасности и включить в состав государственной машины парамилитарные группы, создаваемые именно на тот случай, если революционные выступления будут угрожать его правлению. Его режим постоянно расширял состав спецслужб и различных вооруженных групп.
В 2014 году Евросоюз дал старт так называемому «Хартумскому процессу», частью которого было «аутсорсинговое» патрулирование прибрежных территорий полицейскими силами региональных государств, чтобы остановить приток беженцев из стран «Африканского Рога» в Средиземноморье. Процесс также включал в себя обучение и финансирование Ливийской береговой охраны, вылавливающей мигрантов в море и возвращающей их в невыносимые условия голода, пыток, изнасилований и рабства в Ливийских тюремных лагерях. В рамках этого процесса Суданское правительство также получило миллионы евро, которые пошли на содержание «Вспомогательных сил быстрого реагирования» (RSF) и отделения известной своей жестокостью «Джанджавидской милиции», участвовавшей в массовых зверствах во время Дарфурского конфликта, на которую также была возложена задача сократить число африканских мигрантов и беженцев, пытающихся по морю попасть в Европу. Другими словами, Евросоюз принял прямое участие в подготовке боевиков, устроивших контрреволюционное побоище 3 июня.
Резня, устроенная 3 июня участникам сидячего протеста в Хартуме, стала для контрреволюции в Судане поворотным пунктом. По удачному выражению одного из комментаторов, «В Хартуме начался Дарфур». Нет никаких сомнений, что за этой жестокой бойней стоял не только местный правящий класс, но и поддерживающие Переходный военный совет региональные деспоты (в частности монархии ОАЭ и Саудовской Аравии и Египетский режим), напуганные тем, что движение в Судане может послужить источником вдохновения для миллионов людей во всем регионе. Именно они подталкивали Хартумские власти нанести удар в самый центр движения, потому что им срочно необходимо побороть любые революционные искушения, могущие возникнуть на их собственном заднем дворе.
Со стороны Западных столиц и их посольств этот гамбит получил оценку, которую скорее можно назвать сдержанной. Госдеп США выпустил необычное заявление, что заместитель госсекретаря провел телефонные переговоры с замминистра обороны Саудовской Аравии, в которых просил того использовать Саудовское влияние в Судане для прекращения бойни. Несмотря на воинственную позицию России, оправдывающей зверства RSF, так называемая «тройка» (США, Британия и Норвегия) и Африканский союз, при посредничестве Эфиопии, с тех пор приложили немало усилий, чтобы ограничить «эксцессы» со стороны Переходного военного совета, в то же время подталкивая оппозицию принять соглашение о разделении власти.
Ясно, что определенное крыло правящего класса, в особенности на Западе, обоснованно опасается, что новая дестабилизация в стране может породить новую волну беженцев; но куда больше они опасаются того, что преждевременное кровавое подавление движения может спровоцировать дальнейшую революционную эскалацию.
И в этом они правы. Потому что бойня 3 июня не произвела на революцию такого же сокрушительного эффекта, как, например, устроенная египетскими военными бойня в Рабаа в августе 2013 года, проложившая дорогу непрерывным репрессиям со стороны утвердившегося режима Сиси. Как однажды заметил Маркс, революция время от времени нуждается в хлысте контрреволюции. Это именно то, что произошло в Судане в начале июня: рабочий класс ответил на устроенное властями побоище общенациональной трехдневной всеобщей забастовкой. Впечатляющий уровень забастовочных настроений во всех секторах, несмотря на открытые угрозы со стороны Переходного военного совета, указывает на боевое настроение и решимость рабочих.
SPA: стратегия и тактика
Во время забастовки SPA (Суданская профессиональная ассоциация) призывала протестующих строить баррикады на основных дорогах и городских улицах, но вместо того, чтобы защищать их, советовала протестующим сразу же разбегаться. Как говорилось в их заявлении, «стройте баррикады и уходите, избегайте столкновений с джанджавистами».
Такая тактика оставляла людей изолированными друг от друга, особенно во время отключения интернета. Это подрывало возможность коллективного обсуждения способов сопротивления и борьбы против режима и возможность продемонстрировать силу движения. Была перекрыта возможность обмена опытом и это создавало у людей впечатление, что все массовые протесты, пикетирования, ассамблеи в районах и на рабочих местах прекращены. Люди были брошены на милость боевиков и государственных сил, которые взяли под контроль общественное пространство, а массы оказались не готовы встретить и отбить этот натиск. Однако, позднее протестующие стали инстинктивно сопротивляться этому подходу и организовывать ночные демонстрации, чтобы вновь захватить улицы.
Всеобщая забастовка могла бы продолжаться и дольше трех дней, если бы ее руководители, не знавшие что с ней делать дальше, не призвали бы к ее прекращению, при этом не добившись от Переходного военного совета никаких уступок. Изначально, однако, лидеры SPA призывали к бессрочной забастовке и гражданскому неповиновению «как единственному оставшемуся средству свергнуть военный режим» и спасти революцию. До начала забастовки они также провозглашали, что не будет никаких переговоров с режимом. Однако, во время забастовки они отказались от своих обещаний, чтобы продемонстрировать военным властям и прибывшим в страну чтобы добиться соглашения с Переходным военным советом эфиопским посредникам свою «добрую волю», прекратив забастовку и вернувшись за стол переговоров.
Такова неизбежная логика попыток сохранить единый политический блок внутри оппозиционной коалиции — «Сил декларации свободы и перемен» (FDFC). SPA составляет в ней активистское ядро, но в целом коалиция представляет собой межклассовый альянс, включающий прокапиталистические партии вроде «Национальной партии уммы», которая все время действовала как тормоз, парализующий революционную борьбу. Эта партия, потерявшая доверие к себе из-за постоянных сделок со старым режимом, публично возражала против первой всеобщей забастовки 10 июня и с первого же дня второй всеобщей забастовки писала в своих твитах, что «Бессрочно продолжать гражданское неповиновение — это неправильно».
В воскресенье 30 июня массы снова продемонстрировали свою готовность к революционному противостоянию, начав новое внушительное контрнаступление под названием «Марш миллиона», которое вылилось, возможно, в самый крупный в истории Судана уличный протест с требованием положить конец власти военных.
На пике этих успешных массовых действий руководство SPA могло бы выпустить призыв к формированию комитетов сопротивления, стачкомов и других низовых организаций, связанных на местном и национальном уровне в масштабах всей страны с целью созвать федеративную национальную ассамблею революционных делегатов, которая могла бы привести к созданию правительства рабочих и революционных масс, сместить Военный совет и бороться за власть.
Но политика классового сотрудничества в рамках FDFC, с которой связали свою судьбу лидеры SPA, вместо этого привела их к заключению 4 июля формального соглашения о разделе власти с Переходным военным советом. Этим соглашением был учрежден «верховный совет», состоящий из пяти военных, пяти гражданских и еще одного дополнительного гражданского представителя (по факту — отставного армейского офицера). Хунта также назначила одного из своих членов руководителем этого совета на первые 21 месяц его существования. Все это означает, что большинство совета будет лояльно Переходному военному совету, который будет продолжать контролировать все ключевые государственные посты, а террористические отряды боевиков останутся в неприкосновенности.
Нет сомнений, что это соглашение будет использовано для дезориентации и демобилизации масс, а хунта возобновит попытки подавить революционное движение под предлогом «восстановления порядка». Подобные сделки с душителями революции являются открытым предательством революционных масс и сеют смущение на улицах. После восьми месяцев непрерывной борьбы появляется элемент усталости и часть масс рассматривает это соглашение как единственный реальный путь взять Переходный военный совет «под контроль». Однако, предполагаемая эйфория, о которой писали СМИ после объявления о заключении соглашения, была скорее временной и ограниченной, а нынешние иллюзии, похоже, в основном окажутся эфемерными.
Среди наиболее развитой части рабочих и молодых революционных активистов заключение этого пакта было встречено с гневом и горечью. Оно также наглядно показало все классовые противоречия внутри FDFC. Следовательно, наша агитация должна вновь делать ударение на необходимости разрыва со всеми политическими силами и элементами FDFC, поддерживающими это гнилое соглашение и готовыми идти на компромисс с мясниками-генералами. Мы должны использовать этот трагический пример, чтобы подчеркнуть необходимость независимой массовой партии с подотчетным руководством, которое будет безоговорочно на стороне ведущих революционную борьбу рабочих и угнетенных масс. Силы для построения такой партии могут возникнуть в процессе обострения политической дифференциации, которая неизбежно будет развиваться в результате недавнего соглашения.
На самом деле, никакое совместное правление сил революции и контрреволюции невозможно. Никакие нынешние договоренности не смогут помешать интересам миллионов рабочих, молодежи, женщин и бедняков, борющихся за Судан, свободный от диктатуры и нищеты, войти в противоречие с интересами генералов-убийц и полевых командиров, стоящих во главе Переходного военного совета.
Чтобы лучше выучить этот урок, новым поколениям стоило бы внимательно прочесть написанную в июле 1936 года статью Троцкого «Испанский урок», до сих пор сохраняющую свою ценность во многих программных вопросах. В ней он объясняет, что «слово „республиканец“, как и слово „демократ“, есть сознательное шарлатанство, служащее для прикрытия классовых противоречий». Замените слово «республиканец» на слово «гражданский», и это высказывание будет сегодня столь же актуальным. Требование гражданского правительства все время использовалось как местными буржуазными силами, так и империалистическими державами для оправдания необходимости правительства, защищающего существование капитализма в Судане и продвигающего их собственные интересы.
Однако, столь же жизненно необходимо отдавать себе отчет в разнице в уровне сознания масс в подобных вопросах сегодняшних революционных движений в Алжире и Судане. Эти требования по-разному понимаются подхватывающими подобные лозунги большими слоями населения в обеих странах, в которых многие люди не помнят уже никаких других форм власти, кроме правления военных. Поскольку новый правящий совет в Судане еще не имеет даже полностью гражданского фасада, похоже, что требование «гражданского управления», будет, по крайней мере временно, находить значительный отклик и рассматриваться многими как необходимый переходный этап в ликвидации власти военной хунты. Следовательно, нам необходимо очень аргументированно объяснять наш лозунг создания правительства рабочих и бедных крестьян, не нападая напрямую на требование «гражданского правительства», а подчеркивая ту противоположность классовых интересов, которая стоит за этим лозунгом.
Любое прокапиталистическое коалиционное правительство, будь то гражданское или формально полу-гражданское, будет крайне нестабильным и лавирующим между пробудившимися, но не удовлетворенными ожиданиями миллионов суданцев, защитой укоренившегося аппарата военных и госбезопасности и решением катастрофических проблем экономики, которая прогибается под грузом долгов и безудержной инфляции. Как правильно подметил британский посол в Хартуме, «Если воля суданского народа не будет выполнена, я думаю, мы снова получим народное восстание». Однако, если суданский рабочий класс и народные массы не возьмут власть в свои собственные руки, у различных крыльев правящего класса возникнет соблазн выйти из кризиса по-своему, прервав длительный период нестабильности при помощи нового переворота или нового «3 июня», может быть даже более масштабного.
Возможность правящего класса разыграть исламистскую карту, используя политический ислам правового толка для обмана революционного движения и защиты интересов капитала, как это на какое-то время удалось сделать в Тунисе и Египте, представляется довольно ограниченной. Как в Судане, так и в Алжире политический ислам сегодня пребывает в растерянности. В Судане Братья-мусульмане не являются значительной оппозиционной силой, поскольку они делили власть с Аль-Баширом с момента организованного им переворота 1989 года. Ключевым признаком нынешнего восстания в Судане является его направленность как против военных, так и против их фунадменталистских союзников. Массы на улицах выкрикивали лозунги, возлагающие на исламистов ответственность за тиранический характер режима.
В Алжире опыт «черного десятилетия» заставляет массы с глубоким подозрением относиться и к тем, и к другим. Алжирское отделение «Братьев-мусульман», со своей стороны сотрудничало с армией и поддерживало Бутефлику с момента его первого прихода к власти в 1999 году и вплоть до 2012 года. Большинство протестующих отвергало попытки фундаменталистов ограничить движение столь же сильно, сколь и аналогичные призывы генералов. В некоторых случаях демонстранты даже изгоняли исламистских деятелей из своих рядов.
Это усугубляется еще и тем примечательным фактом, что с самого первого дня в первых рядах массовых протестов шли женщины. Женщины вообще играли ведущую роль в революционной истории Алжира и сегодня возобновляют эту традицию, выдвигая на первый план свои собственные требования и активно участвуя в организации широкого движения. В Судане во время разгона 3 июня и в последующие дни офицеры безопасности и проправительственные боевики использовали изнасилования и сексуальные домогательства в отношении женщин-активисток и участниц протестов, для их деморализации и подавления революционного духа. BBC цитирует высказывание одной из участниц протестов: «Боевики знают, что подавив женщин, они подавят и революцию».
Нынешний политический климат не особо благоприятен для программы, за которую выступают исламские фундаменталисты. Однако, надо иметь в виду, что стагнация и откат революционного процесса, которые могут породить в народе чувство растерянности и разочарования, могут в будущем создать и более питательную почву для подобных реакционных сил. Переходный военный совет уже пытается натравить салафитские группы на оппозицию, обвиняя последнюю в том, что она находится «под контролем анти-шариатских атеистов». К этому надо добавить и активные контрреволюционные маневры и финансовые вливания со стороны ваххабитских государств Персидского залива.
Региональные игры
Новая ситуация, сложившаяся в Судане после отставки Аль-Башира, возникла в самый разгар борьбы разных стран за влияние в регионе. Соперничество между Саудовской Аравией и ОАЭ с одной стороны и Катаром, Ираном и Турцией с другой коснулось и Африканского Рога и Судан стал ключевой точкой этого соперничества.
Между 2000 и 2017 годами страны Залива вложили в страны Африканского рога, в основном с Судан и Эфиопию, около 13 млрд. долл. В декабре прошлого года представители Джибути, Судана и Сомали собирались в Эр-Рияде, чтобы обсудить создание нового альянса безопасности в районе Красного Моря. С 2015 года ОАЭ содержит военную базу в Эритрее и строит еще одну в Сомали. Саудовский режим также планирует создать свою военную базу в Джибути.
Турция также пытается закрепиться в регионе, устанавливая тесные взаимоотношения с сомалийским правительством и строит здесь свой военный объект, чтобы обеспечить интересы турецких фирм, которые сегодня управляют столичными морскими и аэропортами. Турецкий режим в 2017 заключил и несколько торговых и военных соглашений с Аль-Баширом, наиболее значимым из которых было соглашение о передаче Турции суданского острова Суакин в попытке создать военный плацдарм в Красном море.
Свержение Аль-Башира создало новую ситуацию, перетасовав политические карты и позволив Саудовской «оси» переиграть Турцию, поставив под свой контроль нынешнюю военную верхушку в Хартуме. Руководство Военного совета объявило остров Суакин «неотъемлемой частью» Судана и пообещало поддержать Саудовский режим против любых угроз, исходящих от Ирана, и сохранить присутствие суданских войск в Йемене для помощи саудитам в их войне против Хуситов.
Коалиция ОАЭ-Саудовская Аравия использует суданских солдат «на аутсорсинге», чтобы сократить собственные потери и пригасить внутреннее недовольство в своих странах. Однако, тот факт, что суданские массы в контексте собственной революционной борьбы постоянно требуют вывода суданских войск из Йемена, показывает, насколько сильно действия рабочего класса в одной стране могут помочь дать отпор контрреволюционным тенденциям во всем регионе. Но насколько устойчивым будет результат этих действий, естественно, в конечном счете зависит от того, кто и на основе какой программы будет руководить этой борьбой. Но уже сейчас нет никаких сомнений, что продолжение войны в Йемене, в которой суданские бедняки служат в качестве пушечного мяса ради интересов Саудовской элиты, будет и дальше подпитывать революционный гнев против «нового» режима в Хартуме.
Национальный вопрос
В прошлом, обсуждая в своих рядах термины «Арабская весна» и «Арабская революция», мы пришли к выводу, что с ними нужно обращаться с большой осторожностью. И этот вывод еще более применим к революционным движениям в Алжире и Судане — странах, где существует довольно значительное меньшинство неарабского населения и где национальный вопрос является достаточно чувствительным. Марксистская программа решения национального вопроса, связанная с основанной на классовом подходе борьбой против национального угнетения, является критически важным фактором в борьбе против попыток правящего класса использовать и углубить национальные разногласия.
Судан никогда не был единой нацией. Как и в большинстве африканских стран, это — ядовитый подарок, унаследованный со времен политики «разделяй и властвуй», проводимой западным империализмом. Из 43 миллионов человек, населяющих территорию страны, около 70% составляют арабы, а остальные 30% — арабизированные народнодности вроде беха, коптов, нубийцев и так далее. Всего на территории Судана насчитывается почти 600 народностей, говорящих на более чем 400 языках и диалектах. Режим Аль-Башира в полной мере использовал для консолидации своей власти расовые и племенные различия, особенно между этническими арабами, проживающими вдоль Нила, и темнокожими африканцами, населяющими периферийные районы страны.
Однако, когда в феврале этого года Аль-Башир попытался в борьбе с разраставшимися протестами использовать обвинения в терроризме против студентов из Дарфура, эта тактика впечатляющим образом обратилась против него же. Множество людей выходило на улицы с лозунгами «Чертов расист, мы все — Дарфур!». Это подчеркивает уникальную черту нынешнего движения в сравнении с предыдущими суданскими революциями: его всеобъемлющий характер в плане территории. Революции 1964 и 1985 годов в основном ограничивались столицей и северной, более урбанизированной частью страны. Существовал острый раскол между центром и периферией. Сегодня это именно что «национальное» движение, органически проникающее в каждый уголок страны, объединяя в действии рабочих и бедняков независимо от их национального происхождения.
Но говоря это нужно понимать, что если революционная борьба не будет успешно доведена до конца, до фундаментальной перестройки общества по социалистической линии, включая и право на самоопределение для всех угнетенных национальностей, таких как нубийцы и жители Дарфура, на поверхность вновь могут всплыть старые разногласия и жестокие этнические конфликты.
Взрыв в Алжире также был впечатляющим по массовости и географии, охватив 48 «вилайятов» (департаментов) страны. Особенно серьезной была мобилизация в районе Кабилы, где недовольство социальным и экономическим положением смешивается с вопросами национальной идентичности берберов-амазигов, обострившимися за десятилетия проводившейся алжирским режимом политики принудительной арабизации и подавления языковых и культурных прав берберского меньшинства вкупе с экономической маргинализацией. Признание амазигского языка официальным национальным языком состоялось сравнительно недавно — в 2016 году и только в результате огромного давления со стороны масс.
Опасность нового обострения этого вопроса усугубляется, в частности, шовинистическими, в стиле «разделяй и властвуй», провокациями алжирской военной клики, проявлением которых был введенный главой Генштаба Гаидом Салахом запрет на использование амазигского флага на демонстрациях. После того, как 19 июня было объявлено, что разрешается использовать только государственные флаги, полиция арестовала десятки протестующих, вышедших с амазигскими флагами.
Алжирский режим годами пытался создать себе видимость хоть какого-то «прогрессивного» фасада. Так, он на словах поддерживал палестинцев и жителей Сахары, высказывался против иностранной интервенции в Ливии, Сирии и Йемене, отказывался строить у себя в стране транзитные центры для содержания мигрантов. Но это лишь одна сторона монеты. Алжир, хотя и не является в полной мере лакеем империализма, все же сотрудничает с ним во многих областях. Режим подписал соглашение об «исключительном партнерстве» с французским империализмом и содействовал ему в проведении военной интервенции в Мали. В феврале этого года алжирская армия участвовала в широкомасштабных военных маневрах сперва в Буркина Фасо, а затем в Мавритании, проводившихся под наблюдением Africom (Африканское командование вооруженных сил США — прим. перев.). И такие нарушения традиционной для Алжира внешней политики «неприсоединения» будут все чаще и чаще происходить в грядущий период обостряющейся в регионе межимпериалистической конкуренции вовне и политического пробуждения масс внутри страны.
Похожие противоречия сохраняются и в алжирской экономике. Энергетический и добывающий сектора все еще остаются в государственной собственности, к неудовольствию неолиберального крыла режима и западных компаний, желающих ускорения рыночных реформ. Последние годы алжирское правительство тормозило большинство обещанных мер по либерализации экономики, остановило приватизацию государственных предприятий и оставило в силе положения «закона об инвестициях», требующие, чтобы в совместных с иностранными партнерами предприятиях большинство акций принадлежало национальным компаниям. Подобные вопросы будут еще больше разжигать разногласия между соперничающими фракциями правящего класса, тем более в обстановке, когда рабочее движение становится более напористым, а основная политическая фигура, выступавшая ранее в качестве «арбитра», сегодня лишилась своего поста.
Демократические права и борьба за социализм
Следуя алжирским бонапартистским традициям, генерал Ахмед Гаид Салах пытается представить себя новым безальтернативным лидером. Чтобы попытаться добиться популярности в народе, он отправил в тюрьму некоторых олигархов из числа ближайших друзей Бутефлики и инициировал антикоррупционные расследования. Для укрепления своей власти он использовал статью 102 Алжирской конституции, которая позволяет пожертвовать президентом, не меняя в то же время гипер-президентского характера нынешней конституции, оставляя в неприкосновенности правительство, конституционный совет, двухпалатный парламент и другие атрибуты старого режима.
Президентские выборы, изначально назначенные на 4 июля были отменены из-за массовых уличных протестов, отвергавших эти выборы, и поскольку под массовым давлением снизу все больше и больше мэров и магистратов отказывались участвовать в их организации. В таком контексте особенно важное значение может иметь энергичный призыв к свободным выборам в общенациональную революционную конституционную ассамблею под контролем местных комитетов, избираемых во всех сообществах. Такие комитеты гарантировали бы демократический и некоррумпированный характер голосования.
Когда массы выходят из-под контроля авторитарного режима, марксисты должны уделять должное внимание борьбе за демократические права, такие как свобода слова, собраний, СМИ, право на организацию, право на забастовку, освобождение политзаключенных и так далее. Но эти права, конечно, важны не сами по себе, а как часть более широкой программы социалистических изменений. Более того, мы должны постоянно делать ударение, что в борьбе за завоевание и сохранение этих прав рабочий класс и революционный народ могут полагаться только на свои собственные силы. Так, в том же Алжире только массовая борьба привела к восстановлению права на демонстрации во всей стране и в особенности в столице, где они были запрещены режимом с 2001 года.
PST, (Рабочая «социалистическая» партия, часть USFI — Объединенного секретариата Четвертого интернационала — прим. перев.) выступает за «временное правительство в защиту национального суверенитета». Суданская Компартия отстаивает «демократическое и гражданское переходное правление». Все эти лозунги намекают на то, что возможно обеспечить существование стабильного демократического режима без свержения капитализма. Они даже не пытаются обрисовать классовое содержание того правительства, за которое должны бороться революционные массы. Оба этих лозунга являются вариантами старой меньшевистской теории, позднее воспринятой сталинистами, согласно которой демократическая и социалистическая стадии революции представляют собой две совершенно разных исторических главы, что порождает иллюзии о возможности добиться какой-то жизнеспособной формы благоприятного для масс демократического режима не ставя под вопрос буржуазных отношений собственности.
На практике, эта теория прокладывает дорогу к предательским политическим соглашениям и коалиционным правительствам с прокапиталистическими врагами, натягивающими на себя «прогрессивные» маски, чтобы получше обмануть массы и притушить их борьбу. Такая политика каждый раз неотвратимо приводила к катастрофическим поражениям рабочего класса во всех революциях начиная с китайской 1925-27 годов и заканчивая иранской 1980 года. Именно этими поражениями объясняется, почему левые сегодня так слабы на всей территории Африки и Ближнего Востока.
Суданская Компартия, когда-то обладавшая огромным политическим влиянием, одна из крупнейших компартий на континенте, была практически уничтожена в результате именно такой катастрофической политики «стадий», постоянно цепляясь за хвост того, что ей представлялось «прогрессивной» частью национальной буржуазии, вместо того, чтобы проводить независимую классовую политику и объединять массы под социалистическими лозунгами.
Трагично, что нынешние лидеры Компартии не извлекли никаких уроков из своей собственной истории. В своем заявлении, опубликованном в начале июня, партия открыто признала, что «вынуждена подчиниться желанию большинства партнеров по FDFC и принять необходимость переговоров с военными о передаче власти на условиях раздела власти с Переходным военным советом. Со своей стороны мы понимаем, что с точки зрения миллионов наших людей, стремящихся к подлинным переменам, мы платим дорогую цену за столь резкое изменение позиции, в частности, нам приходится терпеть громкие возгласы возмущения со стороны наших лояльных членов, друзей и сторонников. Однако, поскольку мы подчиняемся условиям и правилам FDFC, мы предпочли занять прагматичную позицию, обеспечивающую единство оппозиции под руководством FDFC».
Такой же логикой руководствовался и Народный Фронт в Тунисе, когда в 2013 году выступал за «компетентное национальное правительство». Кончилось это подписанием программного соглашения с Nidaa Tounes, то есть основной политической партией, представлявшей старый диктаторский режим и все силы, выступающие за его реставрацию, под тем предлогом, что необходимо создать «гражданский» фронт против исламистов из Ennahda. В действительности, Народный Фронт так никогда и не оправился от этого ужасающего предательства и упустил объективно существовавшую летом того года великолепную революционную возможность, когда действительно стоял вопрос о взятии власти в Тунисе рабочим классом.
Чтобы обезопасить победу, завоеванную массовой революционной борьбой и заложить базис, позволяющий покончить с нынешней нищетой, кризисом, эксплуатацией и угнетением, необходима социалистическая трансформация общества. Троцкий в своей теории перманентной революции объяснял, как все задачи буржуазно-демократической революции — национальный и земельный вопрос, демократические права, «модернизация» связаны с борьбой против капитализма и империализма.
В то время как мощные революционные выступления в Алжире и Судане еще раз продемонстрировали, на что способен революционный героизм рабочих, женщин и молодежи, руководство нынешних политических сил, включая и организованных левых, к несчастью, оказалось не на высоте исторической задачи, поставленной этими движениями. И это только еще раз подчеркивает для КРИ важность возобновления усилий по созданию сил революционного марксизма в этих странах и во всем регионе в целом.