Леонид Срочников

«Невойна» и «пост-фашизм»

Чем является путинский режим сегодня?

11 апреля 2022   Бонапартизм
«Невойна» и «пост-фашизм»

Не так давно канал «Невойна», близкий к антивоенной коалиции различных левых организаций и групп, опубликовал небольшой текст, посвященный анализу путинского режима, применив к нему новое политическое определение — «пост-фашизм». Вопрос о природе режима — это не какой-то отвлеченный спор, он имеет прямое отношение к оценке текущей ситуации, а значит и к выстраиванию каждой организацией своей тактики в изменившейся ситуации. Поэтому мы решили поучаствовать в этой дискуссии и высказать свое мнение.

Чтобы доказать, что нынешний российский режим не является фашистским, «Невойна» прибегает даже к авторитету Льва Троцкого, который указывал на связь фашизма с массовыми движениями, и то, что целью фашизма является уничтожение в обществе всех элементов рабочей демократии – партий, профсоюзов и так далее, и поддержание класса в атомизированном состоянии.

С этим мы согласны, как и с тем, что войны и связанное с ними усиление репрессий и введение военной цензуры сами по себе не меняют природу режима. В конце концов, нынешний российский режим по масштабу своих репрессий далеко отстает еще даже от режима Николая II, который никому и в страшном сне не придет в голову называть фашистским.

Сложности начинаются дальше, когда «Невойна» переходит к «положительному» описанию нынешнего режима, то есть пытается определить, чем он является, а не чем не является, и для этого вытаскивает определение «пост-фашизма».

Его признаками она называет подавление демократии и внутреннее насилие с военной агрессией. А его целью – «полное уничтожение элементов самоорганизованного общества».

Похоже, современных интеллектуалов так и тянет к словам с приставкой «пост-». Постмодернизм, постмарксизм, постирония, теперь вот понадобился и постфашизм.

В целом, рассматривая весь текст, видно, что «Невойна» буквально ходит кругами, но никак не может вспомнить старый добрый марксистский термин – бонапартизм. Тот же Лев Троцкий, о котором внезапно вспомнила «Невойна», так описывал когда-то французское правительство во главе с Думергом:

Правительство … внешним образом правит как бы с согласия парламента. Но это парламент, отрекшийся от самого себя. Парламент, который знает, что в случае его сопротивления, правительство обойдется без него. Благодаря относительному равновесию лагеря наступающей контр-революции и лагеря обороняющейся революции, благодаря их временной взаимной нейтрализации, ось власти поднялась над массами и над их парламентским представительством... Поднимаясь политически над классами, бонапартизм, как и его предшественник, цезаризм, в социальном смысле, был всегда и остается правительством наиболее сильной и крепкой части эксплуататоров; нынешний бонапартизм не может быть, следовательно, ничем иным, как правительством финансового капитала, который направляет, вдохновляет и подкупает верхи бюрократии, полицию, офицерство и печать.
Лев Троцкий. «Бонапартизм и фашизм». 3-го августа 1934 г.

Обосновывая использование нового термина «пост-фашизм», «Невойна» пишет, что государство сегодня не нуждается в массовом фашистском движении «снизу», потому что работа по подавлению всех форм самоорганизации в обществе «уже была выполнена неполитически, через разобщение людей в условиях жесткой рыночной конкуренции». Именно здесь у «Невойны» и таится главная ошибка в историческом и политическом анализе. «Пост-фашизм» в данном случае понадобился, чтобы обойти вопрос о политической истории путинского режима, списав атомизацию трудящихся на деятельность пресловутой «невидимой руки рынка».

Режим Путина унаследовал все свои основные черты и политические институты от режима Ельцина, задачей которого, как и других бонапартизмов на постсоветском пространстве, было максимально быстро создать новый капиталистический класс из обломков прежнего партийно-хозяйственного аппарата, демонтировать остатки плановой экономики и защитить власть и собственность нового класса от нарастающего гнева «низов».

Достаточно вспомнить, что пришествие Путина – молодого и здорового «бонапарта», сменившего дряхлеющего и стремительно теряющего популярность Ельцина, было по меньшей мере благосклонно встречено большинством тогдашней либеральной публики. Расхождение ее с новым режимом началось несколько позже, когда благоприятная мировая конъюнктура позволила режиму взять под свой контроль потоки газо- и нефтедолларов и тем заложить финансовую основу для отрыва верхушки от основной массы правящего класса, получив те самые ресурсы, которые позволили ей, и позволяют до сих пор, «направлять, вдохновлять и подкупать верхи бюрократии, полицию, офицерство и печать».

Но это экономическая сторона дела. Есть и политическая. Если бы авторы «Невойны» немного подумали над собственным текстом, они бы легко пришли к выводу, что одной только жесткой рыночной конкуренции для разобщения и атомизации людей недостаточно. Жесткая конкуренция существует столько же, сколько существует капитализм, и даже ранее — сколько существует товарное производство. И, несмотря на это, трудящиеся все-таки находили способы объединяться, создавать свои партии и профсоюзы, бороться за власть и иногда даже добиваться в этой борьбе успеха.

Если же этого не происходит в современном российском обществе, то ответ, как уже говорилось, скорее следует искать в конкретной истории конкретного режима. Ведь и российский парламент не одномоментно «отрекся от самого себя». Либеральные партии и движения были дискредитированы соучастием в организации социальной катастрофы 1990-х и поэтому никогда не были способны обрести настолько массовую поддержку, чтобы опрокинуть режим. «Лево-патриотические» и полусталинистские партии, которые в конце девяностых и в начале нулевых еще представляли собой реальную силу, шаг за шагом деградировали, поскольку никогда не могли адекватно оценить причин распада СССР, постоянно оглядывались на прошлое, стремясь затащить туда же молодой рабочий класс, чего он совершенно не хотел, и к тому же периодически заигрывали с самыми махровыми националистами, критикуя режим скорее справа, чем слева. Достаточно посмотреть, какую позицию заняла КПРФ — за которую многие, в том числе левые, призывали голосовать на выборах — в отношении нынешней войны с Украиной.

К российской буржуазии, с поправкой, конечно, на отечественные реалии, вполне применимо и саркастическое описание Марксом отношений французской буржуазии с режимом Наполеона III:

Она обоготворила саблю — сабля господствует над ней. Она уничтожила революционную печать — ее собственная печать уничтожена. Она отдала народные собрания под надзор полиции — ее салоны находятся под полицейским надзором. … Она ввела осадное положение — осадное положение введено по отношению к ней. Она заменила суды присяжных военными комиссиями — ее суды присяжных заменены военными комиссиями. Она отдала народную школу во власть попам — попы властвуют над ее собственной школой. Она ссылала без суда — ее ссылают без суда. Она подавляла всякое движение общества с помощью государственной власти — государственная власть подавляет всякое движение ее общества. Она бунтовала против своих собственных политиков и писателей из пристрастия к своему денежному мешку — ее политики и писатели устранены, но ее денежный мешок подвергается грабежу, после того как ей заткнули рот и сломали ее перо. Буржуазия неутомимо кричала революции, как святой Арсений христианам: «Fuge, tace, quiesce! Беги, умолкни, успокойся!», — Бонапарт кричит буржуазии: «Fuge, tace, quiesce! Беги, умолкни, успокойся!».
Карл Маркс. «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». 1852 год

И именно потому что взгляд «Невойны» не может охватить этот политический процесс целиком, она и начинает в итоге говорить странные фразы про «планомерное убийство общества», «доведение общества до состояния безмолвной жертвы» и так далее. Говорить про «убийство общества» можно только от отчаяния, ведь, строго говоря, «убить общество» можно только уничтожив всех людей физически, во всех остальных случаях общество будет так или иначе существовать, как и его классовая и политическая структура.

Да, российское общество с началом войны оказалось весьма податливо к государственной пропаганде, потому что в силу описанных выше причин война застала его в нижней точке очередного политического цикла. Наиболее радикальная часть либеральной буржуазии пыталась создать собственную структуру в виде «штабов Навального», но в конце концов потерпела поражение, попытавшись встать во главе стихийного движения, но не сумев предложить массам адекватной ситуации стратегии и тактики.

Режим по ходу затяжной экономической стагнации — а с началом войны и сползания в кризис — постепенно теряет свою опору, но за ним вполне еще остается солидный слой массовой поддержки. Да, наращиванием репрессий режим пытается удержать этот слой и надеется выиграть время для того или иного решения кризиса, чтобы выйти из него по возможности с наименьшими потерями. Да, это одно из проявлений кризиса режима, но для того, чтобы это понять, вовсе не обязательно кидаться новомодными словечками вроде «пост-фашизма», которые не облегчают, а наоборот, затрудняют понимание происходящего.

Но если мы правильно поставим вопрос, то сможем и найти правильный ответ. Не наша задача «воссоздавать общество», которое никуда и не думало исчезать. Наша задача — дать правильное понимание, обозначить правильную тактику, организовать тот молодой рабочий класс, который неизбежно будет политизироваться на фоне войн и грядущих кризисов и искать выход среди политических развалин, созданных разбитыми организациями и разложившимися структурами, доставшимися ему от прошлого. Только так мы можем остановить войну, демонтировать путинский бонапартизм и перестроить общество на основе социалистической программы: демократического планирования экономики под контролем рабочих и работниц, с защитой прав для всех угнетенных групп и национальностей.