Реформировать нельзя разрушить

Николай
Добролюбов

Вслушайтесь в тон этих обличений! Ведь каждый автор говорит об этом так, как будто бы всё зло в России происходит только оттого, что становые нечестны или городовые грубы! Нигде не указана ...тесная и неразрывная связь, существующая между различными инстанциями, нигде не проведены ... последовательно и до конца взаимные отношения разных чинов.

Вынесенные в эпиграф слова выдающегося литературного критика и революционного демократа середины XIX века мгновенно приходят на ум при чтении коллективной статьи «Мы обвиняем», вышедшей недавно на сайте «Ведомостей». Вызвавшее широкий общественный резонанс дело Ивана Голунова подтолкнуло авторов — по сути, коллектив Института проблем правоприменения при Европейском университете — в очередной раз поднять вопрос о реформе российской полиции и всей правоохранительной системы. Что такая реформа нужна, мало кто из думающих людей будет спорить. Но в самой постановке вопроса авторами статьи есть одна проблема. А именно, что авторы с самого начала предлагают «абстрагироваться от фигуранта и вероятных заказчиков» в виде «властей Москвы и теневого бизнеса, в который вовлечены сотрудники спецслужб» и рассматривать дело как некий «типичный эпизод работы полиции».

Но ведь суть дела Голунова именно в том, от чего авторы хотят абстрагироваться — в превращении правоохранительных и судебных органов в повязанный круговой порукой механизм защиты бизнес-интересов крупного и не очень капитала, тесно связанного с властями. Сегодня в бизнес-кругах только ленивый не говорит о том, что самый «типичный эпизод» — это устранение конкурента руками условной «полиции», включая сюда и другие элементы системы в лице судов, прокуратуры, ФСБ и так далее.

Обсуждая детали — отменять или нет «антинаркотические» статьи УК, централизовать или децентрализовать полицию, как именно реформировать судебную систему, авторы статьи оставляют за скобками главный вопрос: кто и как будет реформировать эту систему. Авторы боятся или не хотят затрагивать вопрос о политическом режиме и вместо этого сосредоточиваются, говоря словами Добролюбова, на проблеме «грубых городовых».

При этом даже обычные люди, оставляющие комментарии под статьей, подходят к вопросу намного глубже:

Напомним авторам, что в начале 2010-х, после скандала с расстрелом мирных жителей, устроенного майором Евсюковым и многочисленнных разоблачительных выступлений милиционеров-«диссидентов» — которые один из наших товарищей метко обозвал тогда «бунтом янычар» — систему МВД уже «реформировали» и «переаттестовывали». И что, много изменилось от того, что «менты» превратились в «полицаев», к которым позднее добавили еще и росгвардейцев?

Мы вполне солидарны с требованиями авторов реформировать систему МВД «под контролем общественности». Но кто такая эта «общественность» и как она может контролировать систему МВД, не контролируя всех остальных сторон жизни общества? Или авторы статьи всерьез думают, что, например, Госдума из милоновых и яровых или Совет Федерации, состоящий в том числе из сенатора-все-запретить-Клишаса или воров и убийц вроде Арашукова действительно способен проголосовать за независимую от них правоохранительную и судебную систему? И как тут поможет децентрализация системы, если даже «децентрализовавшись» она останется подконтрольна кадыровым, евкуровым, собяниным и бегловым?

Кстати, и Путин, без подписи которого, согласно российской Конституции, ни один закон не вступает в силу, фактически уже ответил авторам на «прямой линии»: либерализации «наркотических» статей УК не будет.

Любой государственный аппарат, согласно марксистской теории государства, сводится в конечном итоге к «особым отрядам вооруженных людей», состоящих на службе определенных общественных классов. И если внимательно посмотреть на российскую политическую систему, мы увидим, что и сами депутаты, чиновники и сенаторы и даже президент с его администрацией находятся на содержании у нескольких десятков лиц, входящих в российский список «Форбс».

И в этой связке чем коррумпированнее «правоохранительная система», тем она управляемее. Полковникам черкалиным и захарченко позволяют накапливать миллиарды рублей, чтобы они не особо рьяно посягали на бизнес-потоки стоимостью миллиарды долларов. Но одновременно такое положение дел развязывает полиции руки в отношении политических оппонентов режима — ибо их приход к власти несет в себе потенциальную угрозу имущественным интересам обеих сторон этой сделки. Произвол в отношении «низов» общества и конкурентов на руку высшим эшелонам бюрократии и крупным собственникам, ибо позволяет им бесконтрольно пользоваться своим богатством, не особо заботясь о его источниках.

Таков был негласный консенсус между российской буржуазией и госаппаратом, сложившийся в своей основе после ельцинского переворота 1993 года и получивший свое завершение с приходом к власти Путина. Но такая система хорошо работала только в период активного дележа госсобственности или экономического роста. С наступлением же периода кризисов и стагнации и пересыханием одного за другим «финансовых потоков» неизбежно стала обостряться конкуренция.

Естественно, та часть буржуазии, которую оттирают от корыта более удачливые собратья, испытывает по этому поводу глубокое возмущение и под лозунгом защиты демократии пытается вновь пробиться к кормушке — государственным подрядам или подрядам монстров-монополистов типа «Газпрома», ОАО «РЖД», «Олимпстроя» и им подобных. Аналоги можно найти на всех уровнях вплоть до самого заштатного сельского поселения. Те, кто двадцать с лишним лет назад сознательно обменял ограниченную буржуазную демократию на «стабильность» получили в итоге полицейское государство, которое грабит их самих.

И сегодня отношения российской буржуазии с государственным аппаратом более всего напоминают ситуацию, описанную в бессмертном «Восемнадцатом брюмера» Карла Маркса:

Карл
Маркс

Она (буржуазия — ЛС) обоготворила саблю — сабля господствует над ней. Она уничтожила революционную печать — ее собственная печать уничтожена. Она отдала народные собрания под надзор полиции — ее салоны находятся под полицейским надзором. ... Она ввела осадное положение — осадное положение введено по отношению к ней. Она заменила суды присяжных военными комиссиями — ее суды присяжных заменены военными комиссиями. Она отдала народную школу во власть попам — попы властвуют над ее собственной школой. Она ссылала без суда — ее ссылают без суда. Она подавляла всякое движение общества с помощью государственной власти — государственная власть подавляет всякое движение ее общества. Она бунтовала против своих собственных политиков и писателей из пристрастия к своему денежному мешку — ее политики и писатели устранены, но ее денежный мешок подвергается грабежу, после того как ей заткнули рот и сломали ее перо.

Реформировать одну только силовую часть этой системы невозможно, потому что этого не позволят ее сросшиеся между собой политическая и экономическая части, интересы которых она защищает.

Но так же нельзя и реформировать всю систему целиком «сверху», как того хочется либеральным мечтателям. Разорвать эту связку может только движение «снизу». Но такое движение неизбежно будет направлено не только против полицейского террора, но и против экономического грабежа — потому что живущим от зарплаты до зарплаты демократия нужна не сама по себе, а ради упрощения организации для защиты своих собственных интересов.